|
Я решил быстро, что с ним начался нервный припадок, и хотел встать с кровати, чтобы дать успокоительных капель, но его слова остановили меня.
— Ха-ха-ха, Уотсон, вот вы бы позабавились при виде выражения лица у Балюстрейда, когда его заставили отпереть камеру Вейна и выпустить этого молодого человека на свободу, — сказал Холмс, продолжая смеяться от души. — Клянусь Юпитером, я думал, инспектор вот-вот накинется на меня с кулаками.
При этих словах мой друг снова довольно расхохотался, потом осушил залпом стакан и сразу обмяк.
— Кстати, Уотсон, спасибо вам за заботу: пунш, приготовленный вами, просто прелесть.
— Вы могли бы выказать вашу благодарность иным, «более приятным способом, — сказал я, видимо, чуть раздраженно потому, что, как я уже говорил, дело происходило далеко за полночь и мне давно было пора спать. — Вы лучше рассказали бы мне все подробности этого исключительно запуганного и сложного дела, ибо пока ничего из сказанного вами не имеет для меня ни малейшего смысла.
— Правда? — недоверчиво спросил меня он. — Удивительно, если так. Я-то думал, что имеющиеся у вас медицинские познания, сразу натолкнут вас на правильное решение. Ну, ладно, — продолжил он, окидывая взглядом мое лицо и, как всегда, правильно истолковывая его выражение, — давайте начнем с самого начала.
Он раскурил свою вонючую трубку.
— Во-первых. Как вам хорошо известно, Уотсон, я вас исключительно высоко ценю как медика, однако я тоже не лыком шит и достаточно много времени отдал изучению общей токсикологии. Вам, быть может, помнится моя монография по редкоземельным кетонам и галоидам, которая оказала глубокое влияние на ранние голливудские кинокомедии... Впрочем, я отвлекся. Так вот, для меня доказательств, приведенных в сегодняшней, теперь уже вчерашней, утренней газете, было вполне достаточно.
Красивые глаза Холмса изучающе смотрели на меня, словно хотели что-то выпытать.
— Скажите мне Уотсон, какое отравление вызывает симптомы, столь точно описанные в газете репортером? Холмс перечислил их по пальцам.
— Расстройство желудка — раз. Нарушение зрения — два. Как вы помните, сэр Фрэнсис дважды споткнулся, когда выходил из столовой, хотя можно смело предположить, что человек, проживший в доме шестьдесят с лишним лет, мог бы спокойно пройти по дому с закрытыми глазами. Затруднительность дыхания, сопряженная с расстройством речи, — три. И четвертое — гнусавость голоса.
Холмс взглянул на меня испытывающе.
— Ну?..
— Ботулизм, — сказал я мгновенно, теперь уже проснувшись окончательно.
— Абсолютно верно! — Вышеуказанные симптомы подобны признакам отравления синильной кислотой, но поскольку наш помещик ел сосиски, то ботулизм напрашивается сам собой. Мои вопросы юной миссис Гибон относительно теплого эля и молодой кухарки ясно подтвердили этот вывод.
— Прошу прощения, Холмс, но поясните ваши слова, — воскликнул я, опять испытывая недоумение.
— Возьмем вначале этот эль, — сказал он. Доброжелательный взгляд его глаз ясно свидетельствовал, что он прощает мою бестолковость. — Разумеется, миссис Гибон, когда-то сама жившая в Южной Калифорнии, прекрасно знала, что охлаждать эль — закон в этих колониях, и, следовательно, ее соотечественник мог рассчитывать, что так оно и будет сделано. Если знающая хозяйка этого не сделала, то ошибка, естественно, могла быть вызвана только одной причиной...
— Рассеянностью, о которой упоминал корреспондент, — быстро подсказал я.
— Нет, Уотсон. Нет, мой дорогой. Отсутствием льда!.. Так вот в такой большой усадьбе, как Коудал-холл, кто ответствен за то, чтобы льда всегда было достаточно? Кухарка, естественно. Но старая кухарка, у которой за плечами годы и годы опыта, никогда не забудет о таком важном предмете, как лед, особенно, когда ждут заморских гостей. Следовательно, остается один вывод: стряпуха была не старой, а скорее, наоборот, молодой. Затем. Даже молодых кухарок, которые ухитряются устроиться работать в такой особняк, как прославленный Коудал-холл, не берут внаем, если они не имеют хороших рекомендаций и достаточной квалификации; следовательно, какая-то неприятность должна была терзать мозг молодой кухарки так сильно, что она забыла о льде. А какая, Уотсон, неприятность может тревожить покой молодой девицы в такой степени, что она все забывает? Только та, которая касается молодого парня, какого-нибудь красавчика. Отсюда мой вывод — она поссорилась со своим женихом. Так-то вот! И Холмс развел руками.
— Но скажите мне на милость, Холмс, — начал я в крайнем смущении, — что же вас заставило прежде всего подумать о льде? Или, точнее, о его отсутствии?
— Ботулизм, разумеется, Уотсон! При наличии отсутствия достаточного охлаждения — это одна из самых распространенных причин быстрого размножения этой смертельно опасной бактерии, так что миссис Гибон и ее друг мистер Вейн пусть считают себя счастливыми, что съели только по одной «горячей собаке», а не то они оба разделили бы, по всей вероятности, участь сэра Фрэнсиса.
В течение нескольких минут я мог только восторженно смотреть на своего старого друга, мистера Шерлока Холмса, восхищаясь его блестящим анализом и мастерской дедукцией.
— Холмс, — наконец вскричал я — Вы снова это сделали! Вы опять спасли человека! Не будь ваших изумительных теорий и великолепных выводов, этот бедный калифорниец попал бы на галеры за убийство, которое совершили всего лишь сосиски, попавшие в желудок английского джентльмена. — Тут я сделал было паузу, как вдруг новая мысль поразила меня.
— Холмс, один момент, — возопил я, озадаченный. — А как же с мускатным маслом, запах которого принудил полицию прийти к ложному выводу? |
