- У тебя, отче епископ, алтарных покровов запас немалый, - заметил король, - если все золото, какое ты выигрывал на моих глазах, шло на их обновление... А! Клянусь святым крестом! Негодяйка польстилась на низкую дичь!
Зоркий епископ еще раньше успел заметить стаю грачей, которые возвращались к своим гнездам наперерез поднимающемуся кречету. А грач - великий соблазн для всего соколиного племени. Капризная охотница вмиг забыла о величавой цапле у себя над головой и закружила над грачами, удаляясь с ними на запад, пока выбирала самого жирного.
- Еще не поздно, государь! Пускать вторую? - крикнул сокольничий.
- Или, государь, мне будет дозволено показать, как сапсан бьет без промаха, где кречет терпит неудачу? Десять ноблей за один на мою птицу!
- Будь по-твоему, епископ! - ответил король, раздраженно хмурясь. - Клянусь святым крестом, понимай ты писания отцов церкви, как понимаешь соколов, быть бы тебе наместником святого Петра![37] Напускай своего сапсана, докажи, что ты не хвастаешь по-пустому.
Сапсанка, хотя и уступала королевскому кречету в величине, была в быстрой, и очень красивой. Сидя у епископа на запястье, она зорким яростным взглядом следила за пролетающими в небе птицами и время от времени развертывала крылья от нетерпения. Теперь, когда застежка была расстегнута и путы сняты, сапсанка взвилась в воздух, со свистом рассекая его заостренными концами крыльев. По широкой спирали она быстро поднималась, становясь все меньше и меньше по мере приближения к той неизмеримой высоте, на которой цапля, вновь превратившаяся в темное пятнышко, искала спасенья. Обе птицы взмывали все выше и выше, а всадники, запрокинув головы, напрягали зрение, чтобы не упустить их из вида.
- Она кружит! Кружит! - закричал епископ. - Она уже над цаплей и сейчас ударит!
- Нет, она много ниже, - возразил король.
- Клянусь душой, милорд епископ прав! - воскликнул принц. - Она выше, выше! Да глядите же, глядите! Она напала прямым боем!
- Ударила! - раздался хор возбужденных голосов, когда два пятнышка внезапно слились в одно.
В том, что птицы быстро падали, сомнения быть не могло: их уже можно было различить на фоне неба. Но тут цапля высвободилась и полетела дальше, хотя и тяжело взмахивала крыльями, - видимо, смертоносное объятие не прошло ей даром. Сапсанка же, распушив перья, начала новую спираль, чтобы подняться над добычей повыше и ударить во второй раз более удачно. Епископ улыбнулся: казалось, ничто уже не могло лишить его победы.
- Твои золотые, государь, будут потрачены не напрасно, - сказал он. - Ведь все, что дается церкви, получает дающий.
Однако непредвиденное обстоятельство помешало дорогостоящему обновлению алтарного покрова. Королевский кречет ударил по грачу, нашел эту забаву довольно пресной, вспомнил про заманчивую цаплю и обнаружил, что та еще не скрылась из вида. Почему, ну почему она, Марго, позволила себе соблазниться глупыми галдящими грачами и упустила столь благородную дичь? Но еще не поздно исправить ошибку. По крутой спирали она взмыла вверх и оказалась над цаплей. Но что это? Все ее фибры от хохолка до хвостовых перьев содрогнулись от бешенства и ревности: какое-то ничтожество, какая-то сапсанка смеет покушаться на добычу королевского кречета! Взмахнув могучими крыльями, она взлетела над соперницей и в следующее мгновение...
- Сцепились! Сцепились! - закричал король, с хохотом следя, как обе охотничьи птицы вместе стремительно падают вниз. - Сам обновляй свои алтарные покровы, отче епископ! От меня ты на этот раз и медяка не получишь. Сокольничий, растащи их, чтобы они друг друга не поранили. А теперь, благородные господа, поторопимся, ведь солнце уже склоняется к закату.
Кречета и сапсанку, которые, сцепившись когтями, упали наземь клубком взъерошенных перьев, благополучно разъединили и водворили на жердочки. Обе были в крови и тяжело дышали, а цапля, которую их драка спасла, с трудом работая крыльями, добралась до своего гнезда в Уэверли. Кавалькада, в охотничьем азарте рассеявшаяся по равнине, вновь построилась прежним порядком и продолжила путь. Всадник, направлявшийся навстречу к ним через пустошь, теперь пришпорил коня, а король и принц с радостными восклицаниями приветственно замахали ему.
- Наш добрый Джон Чандос! - воскликнул король. - Клянусь святым крестом, Джон, вот уже неделю я скучаю без твоих песен и весьма доволен, что вижу у тебя за плечами твою лютню. Откуда ты?
- Из Тилфорда, государь, в надежде повстречать твое величество.
- Вот и хорошо. Ну-ка поезжай между мной и принцем, пусть нам покажется, что мы снова во Франции в полном боевом вооружении. Какие новости, добрый Джон?
Насмешливые губы Чандоса вздрогнули от сдерживаемого веселья, и его единственный глаз заблестел, как звезда.
- Потешились охотой, государь?
- Плохая вышла потеха, Джон. Мы пустили двух соколов на одну цаплю, они сцепились, и цапля улетела. Но почему ты улыбаешься?
- Потому что надеюсь, что в Тилфорде вас ждет потеха получше.
- С соколами или с гончими?
- Нет, куда более благородная.
- Что еще за загадки, Джон? Отвечай же!
- Нет, государь. Ответить - значит все испортить. Просто скажу еще раз, что перед Тилфордом вас ждет редкая потеха, а потому, государь, прошу тебя пришпорить коня, ведь скоро начнет смеркаться.
Король исполнил его просьбу, и кавалькада рысью направилась через вереск туда, куда указывал Чандос. Поднявшись на гребень пологого холма, они увидели перед собой извилистую реку и перекинутый через нее старый горбатый мост. За рекой тянулся выгон с хижинами по дальнему его краю и старинным господским домом на склоне холма над ним.
- Это Тилфорд, - объяснил Чандос, - а вон там - родовой дом Лорингов.
Любопытство короля было сильно возбуждено, и теперь его лицо выразило разочарование.
- Ну, а потеха, что ты обещал нам, сэр Джон? Это были пустые слова?
- Нет, государь.
- Так где же она?
На крутой дуге моста на могучем золотом коне сидел всадник в боевых доспехах и с копьем в руке. Чандос тронул короля за плечо и указал на мост.
- Вот, государь. |
