Глава XXV
Как сэр Найджел
писал в замок Туинхэм
На другое утро после турнира, когда Аллейн Эдриксон вошел в комнату своего хозяина, чтобы помочь ему одеться и завить волосы, оказалось, что сэр Найджел уже встал и очень занят. Он сидел на табуретке за столом у окна. По одну его сторону лежала шотландская борзая, по другую - ищейка. Его ноги торчали из-под табуретки, он упирался языком в щеку и имел вид человека чрезвычайно озабоченного. На столе перед ним белел кусок пергамента, в руке было зажато перо, которым он выводил каракули, точно школьник. Но на пергаменте оказалось столько клякс, столько исправлений и помарок, что он, как видно, пришел в отчаяние и сидел теперь, подняв незалепленный глаз к потолку, словно ожидая вдохновения свыше.
- Клянусь апостолом! - воскликнул он, когда Аллейн вошел. - Вот кто поможет мне в этом деле. Ты очень нужен мне, Аллейн.
- Господь с вами, достойный лорд, - ответил оруженосец. - Надеюсь, вы не ранены после всего, что вам вчера пришлось пережить?
- Нет, тем свежее я себя чувствую, Аллейн. Я хоть немного размялся, а то за несколько лет мирной жизни мои суставы совсем одеревенели. Я уверен, что ты очень внимательно наблюдал и следил за поведением и действиями французского рыцаря; ибо именно сейчас, пока ты молод, тебе следует видеть все, что есть лучшего, и стремиться подражать этому. Ты видел рыцаря, который может служить высоким образцом чести, и я редко встречал человека, к которому бы чувствовал такую любовь и уважение. Если б только я мог узнать его имя, я послал бы тебя к нему с моим вызовом, и мы бы еще раз имели возможность полюбоваться его военным искусством.
- Говорят, достойный лорд, что никто не знает его имени, кроме лорда Чандоса, но он дал клятву не открывать его. Так рассказывали за столом оруженосцев.
- Кто бы он ни был, он очень отважен. Но сейчас следует выполнить одно дело, и оно для меня труднее, чем вчерашнее участие в турнире.
- Не могу ли я вам помочь, милорд?
- Конечно, можешь. Я написал моей дорогой супруге, что приветствую ее; на этой неделе Принц отправляет в Саутгемптон гонца, и тот охотно захватит мое послание. Прошу тебя, Аллейн, просмотри, что я тут написал, и разберет ли дама моего сердца эти слова. Мои пальцы, как ты видишь, больше привыкли к железу и коже, чем к писанию строк и расстановке букв. Почему ты в недоумении? Что-нибудь не так?
- Вот первое слово, милорд. На каком языке вам угодно было его написать?
- На английском. Моя супруга больше говорит на нем, чем по-французски.
- Однако это не английское слово, дорогой лорд. В нем только две согласных и никакой гласной.
- Клянусь апостолом! То-то оно мне показалось странным, когда я написал его, - ответил сэр Найджел. - Буквы торчат как-то врозь, надо, вероятно, подставить еще одну. Я хотел написать «что». Теперь я прочту тебе все письмо, Аллейн, а ты напишешь его заново, как следует; мы сегодня покидаем Бордо, и для меня будет большой радостью, если леди Лоринг получит от меня весточку.
Аллейн сел за стол, как ему было приказано, положил перед собой чистый лист пергамента и взял перо в руку, а сэр Найджел начал медленно и по складам читать свое письмо, водя пальцем от слова к слову:
«Что мое сердце с тобою, моя любимая, это тебе скажет твое собственное сердце. У нас все хорошо, только у Пепина чесотка на спине, да и Поммерс едва опомнился после четырех дней на корабле, тем более, что море было очень бурное и мы чуть не утонули по случаю дыры в боку судна, пробитой камнем, который в нас запустили некие морские пираты, и многие у нас погибли, да будут с ними святые угодники, также и юный Терлейк и сорок лучников и матросов, а нам они очень бы здесь пригодились, видимо, будет доблестная война, она принесет нам много чести и надежд на успехи, ради чего я еду собирать солдат моего отряда, они сейчас в Монтобане, грабят и разрушают, все же я надеюсь с божьей помощью показать им, что я их командир в той же мере, в какой я для вас, моя любимая, покорный слуга».
- Ну, что скажешь, Аллейн? - спросил сэр Найджел, косясь на своего оруженосца. Лицо его выразило даже некоторую гордость. - Разве я не сообщил ей все что с нами случилось?
- Вы сообщили многое, милорд, но, осмелюсь заметить, изложение несколько запутанно, так что леди Лоринг может и не разобраться. Если бы фразы были покороче...
- Нет, мне не нравится, как ты собираешься их выстроить по порядку. Пусть моя супруга прочтет слова, а уж она расставит их, как ей нравится. Я просил бы тебя прибавить то, что ей будет приятно узнать.
- Хорошо, я напишу, - весело ответил Аллейн и наклонился над столом.
«Достойная госпожа моя, леди Лоринг! - так начал Аллейн. - Господь бог охраняет нас, и милорд здоров и бодр. Он заслужил большую честь перед Принцем, когда на турнире успешно сражался с очень храбрым незнакомцем из Франции.
Что касается денег, то их хватит нам до Монтобана. Заканчивая, достойная госпожа, посылаю Вам мое смиренное уважение и прошу Вас передать то же самое дочери Вашей, леди Мод. Да охраняют вас обеих святые угодники, о чем вечно молится ваш покорный слуга
Аллейн Эдриксон».
- Ты очень хорошо написал, - заметил сэр Найджел, кивая лысой головой при каждой фразе, которую оруженосец читал ему. - Что касается тебя, Аллейн то, если есть у тебя близкий друг и ты хотел бы послать ему приветствие, я могу вложить его в свое письмо.
- Такого друга у меня нет, - печально отозвался Аллейн.
- Значит, у тебя нет родных?
- Никого, кроме брата.
- Ха! Я и забыл, что вы в ссоре. Но разве во всей Англии нет никого, кто бы любил тебя?
- Никого, о ком я смел бы это утверждать.
- И ты сам никого не любишь?
- Этого я бы не сказал, - отозвался Аллейн.
Сэр Найджел покачал головой и мягко про себя улыбнулся.
- Я понимаю, как обстоит дело, - сказал он. - Разве я не замечаю, что ты частенько вздыхаешь и вид у тебя отсутствующий. Она красива?
- О да! - пылко воскликнул Аллейн, который весь задрожал оттого, что разговор принял столь неожиданный оборот.
- И добра?
- Как ангел!
- И все же она тебя не любит?
- Нет, но я не могу утверждать, чтобы она любила другого. |
[1]