Глава XX
Как Аллейн завоевал себе место
в почетном цехе
Пока совет Принца обсуждал дела, Аллейн и Форд ждали в другой комнате, где их скоро окружила шумная толпа молодых англичан одного с ними звания, жаждавших услышать последние новости с родины.
- Ну как поживает старик в Виндзоре? - спросил один.
- А как добрая королева Филиппа? - осведомился второй.
- А дама Алиса Перрерс? - крикнул третий.
- Уот! Чертов болтун! - заорал высокий молодой человек, хватая Уота за шиворот и в назидание встряхивая его.
- Да за эти слова тебе Принц голову бы снес.
- Клянусь богом, Уот бы и не заметил. Она же у него пустая, как сума нищего.
- Пустая, как сума английского оруженосца, - отозвался первый.
- Куда к черту запропастился стольник и его кравчие? Они до сих пор не расставили козел для столов.
- Mon Dieu! Если бы человек мог дожраться до рыцарства, так ты, Хамфри, был бы по меньшей мере знаменитым рыцарем, - заметил второй оруженосец среди взрывов хохота.
- А если бы ты мог допиться до чего-нибудь, дурья голова, ты стал бы первым бароном королевства! - крикнул обиженный Хамфри. - Но как дела в Англии, скажите, оруженосцы Лоринга?
- Я считаю, - заявил Форд, - что во многом она осталась такой же, какой была, когда ты видел ее в последний раз, может, только шуму в ней поменьше.
- А почему меньше шуму, юный мудрец?
- Ну, пораскинь мозгами.
- Клянусь богом! К нам заявился паладин, а на башмаках у него все еще хампширская грязь! Он хочет сказать, что шуму стало поменьше, так как мы оттуда уехали.
- Быстро они тут соображают, - заметил Форд, повернувшись к Аллейну.
- Как прикажете вас понять, сэр? - спросил оруженосец-задира.
- Как хотите, так и понимайте, - небрежно отозвался Форд.
- Это дерзость! - воскликнул другой.
- Сэр, я преклоняюсь перед вашей догадливостью, - ответил Форд.
- Сдержись, Хамфри, - заметил высокий оруженосец, рассмеявшись. - Мне кажется, тебе нечего ждать снисхождения от этого джентльмена. В Хампшире языки остры, сэр.
- А мечи?
- Гм! Мы можем проверить! Через два дня турнир, тогда и посмотрим, так же ли остро твое копье, как язык.
- Все это распрекрасно, Роджер Харкомб! - воскликнул коренастый молодой человек с бычьей шеей; его квадратные плечи и массивная фигура говорили об исключительной физической силе. - Ты слишком легко относишься к этому делу. Мы не можем допустить, чтобы над нами так просто взяли верх. Лорд Лоринг уже показал себя, но мы ничего не знаем о его оруженосцах, кроме того, что один остер на язык. Ну, а вы, молодой сэр? - обратился он к Аллейну, опуская тяжелую руку ему на плечо.
- Что я, молодой сэр?
- Ma foi! Можно подумать, будто это паж моей дамы. Прежде чем ты снова увидишь свою мать, твои щеки должны стать посмуглее и потяжелее рука.
- Если рука моя и не тяжела, зато она всегда готова.
- Готова? Готова для чего? Чтобы нести шлейф моей дамы?
- Готова проучить любого за дерзость, сэр.
- Хорошенький мой дружок! - ответил коренастый оруженосец. - Какой у тебя нежный румянец! Какой мелодичный голос! Глаза - точно у стыдливой девы, а волосы трехлетнего младенца. Voila! - И он грубо сунул толстые пальцы в золотистые кудри юноши.
- Вы напрашиваетесь на ссору, сэр, - сказал Аллейн, побледнев от гнева.
- Ну и что же?
- Вы делаете это как деревенский олух, а не как надлежит вежливому оруженосцу. Вы дурно воспитаны и грубы. Рыцарь, которому я служу, показал бы вам, как себя ведут в таких случаях.
- А что бы он сделал, о цвет оруженосцев?
- Он бы не шумел и не дерзил, а держался бы еще любезнее, чем обычно. Он сказал бы: «Сэр, я счел бы для себя честью, если бы мог слегка сразиться с вами, не ради моей славы или из честолюбия, но больше ради славы моей дамы и поддержания рыцарской чести». Затем он снял бы перчатку - вот так - и бросил бы наземь; или, если бы полагал, что имеет дело с грубияном, он бросил бы ему перчатку в лицо - как я бросаю ее сейчас!
Толпа оруженосцев взволнованно загудела, когда Аллейн, чья прирожденная мягкость при это беспричинном нападении на него вдруг сменилась ожесточенной решимостью, изо всех сил швырнул перчатку в насмешливое лицо оскорбителя. Со всех сторон сбежались оруженосцы и пажи, и вскоре обоих противников обступила густая взволнованная толпа.
- За это ты поплатишься жизнью, - сказал задира, и лицо его исказилось яростью.
- Если ты сможешь отнять ее, - ответил Аллейн.
- Милый друг, - шепнул Форд, - крепко стой на своем.
- Я буду судить по справедливости! - воскликнул Норбери, молчаливый оруженосец сэра Оливера.
- Ты сам все это затеял, Джон Трантер, - сказал высокий малый, которого называли Роджером Харкомбом. - Вечно ты дразнишь новичков. Стыд и срам, если дело зайдет дальше, чем следует. Юноша показал себя смелым.
- Но удар перчаткой! Удар! - закричало несколько оруженосцев постарше. - Этого нельзя так оставить!
- Нет, можно. Трантер первый коснулся его головы, - сказал Харкомб. - Как ты полагаешь, Трантер? На этом следовало бы и покончить?
- Мое имя известно в здешних краях, - горделиво ответил Трантер, - и я не могу допустить, чтобы на нем осталось пятно. Пусть поднимет перчатку и заявит, что был не прав. | 
[1]