|
— А как же цыганские напевы и цыганские чары? — продолжал я.
Она отвернулась, все так же храня молчание.
— Хоть я и не принадлежу к кочевому народу, — заметил я, — кое-что из цыганских песен я знаю, — тут я во весь голос напел куплет:
Колико, колико сауло вер
Апопли то фермер кер.
Сбрую у него возьми,
Мула у него сведи.
Женщина рассмеялась, однако так ничего и не сказала в ответ. Ее поведение навело меня на мысль, что она — из тех, кто зарабатывает на жизнь предсказаниями, — наставник писал, что цыгане называют их «каркуньи».
— Ты — каркунья? — спросил я.
Она легонько шлепнула меня по руке.
— Ну ты и бочонок с пивом, — объявила она.
Этот шлепок доставил мне удовольствие — я тут же вспомнил несравненную Беллу.
— "Ну что ж, давай, зови Верзилу Мелфорда», — произнес я, вспомнив выражение, которое, как утверждал наставник, используют цыгане для обозначения потасовки.
— Отстань ты от меня, прилипала! — выкрикнула женщина и ударила меня во второй раз.
— Ты — милейшая женщина, — объявил я. — Глядя на тебя, я вспомнил Грюнделлу, дочь Хьялмара, который украл у короля Исландии золотой кубок.
Казалось, мои слова ее рассердили.
— Выбирайте-ка слова, молодой человек, — в голосе ее звучало неподдельное возмущение.
— Но я же не имел в виду ничего плохого, Белла. Я просто сравнил тебя с той, о которой говорят, что глаза ее сияли, словно солнце на вершине айсберга.
Похоже, что после этого объяснения она сменила гнев на милость, потому что по лицу ее скользнула улыбка.
— Меня зовут не Белла, — пробормотала она наконец.
— А как же?
— Генриетта.
— Королевское имя! — воскликнул я.
— Ну-ну! — дожала плечами женщина.
— Так звали королеву, сидевшую на троне рядом с королем Карлом. Это о ней поэт Уоллер (пусть баски не слишком чтят наших поэтов, но, как бы там ни было, в Англии тоже есть стихотворцы!) сказал:
Что королевой рождена — на то Господня воля.
Мы можем это лишь признать — такая наша доля.
— Да уж! — пожала плечами женщина. — Чего бы вы хотели!
— А коль так, и я доказал вам, что вы — королева, вы, конечно, дадите мне чумер, — так называется поцелуй на цыганском наречии.
— Я вам сейчас в ухо дам, — заявила на это моя собеседница.
— Тогда давайте бороться, — предложил я. — Если вы повалите меня на землю, я расплачусь за поражение, научив вас армянскому алфавиту. Как известно, любой алфавит мира свидетельствует о том, что все наши буквы произошли от греческих, Ну а если я повалю вас, вы дадите мне чумер.
Я зашел слишком далеко, — это было видно по тому, что она вскарабкалась на перелаз, притворяясь, будто хочет бежать от меня, но тут на дороге появился фургон, принадлежавший, как я обнаружил, свайнхерстскому булочнику. Лошадь — шоколадного цвета (я не знаток в мастях лошадей), была из породы тех, что можно встретить в Нью-Форесте, — ладоней пятнадцать в холке, мохнатая и норовистая. Поскольку я знаю о лошадях куда меньше наставника, мне больше нечего сказать о кобылке, впряженной в фургон, — разве что повторить: цвета она была шоколадного — ну да ни лошадь, ни ее масть не имеют ни малейшего отношения к моему повествованию. Могу лишь прибавить, что кобылку эту можно было принять либо за низкорослую лошадку, либо за пони-переростка: для лошади она была маловата, а для пони — чересчур высока. Как бы то ни было, о лошаденке, которая не имеет ни малейшего отношения к моему приключению, я сказал вполне достаточно, и время сказать о вознице.
То был мужчина с широким румяным лицом и каштановыми бакенбардами. Этакий крепыш с квадратными плечами. Над левой бровью у него красовалась небольшая родинка. Одет он был в вельветовую куртку — и еще я обратил внимание на массивные башмаки с металлическими подковками, что стояли на облучке фургона. Притормозив свой экипаж у перелаза, где я беседовал с девицей из табора, он спросил на городской манер, не найдется ли у меня огонька, чтобы он мог раскурить трубку. Я вытащил из кармана коробок. Мужчина обмотал вожжи вокруг облучка, натянул громадные башмаки и сошел с козел. Он был здоров, как бык, — однако весьма склонен к полноте и одышке. Я решил, что вот он — удобный случай чуток побоксировать и узнать вкус дорожных приключений, столь обычных в добрые старые времена. Мне хотелось сразиться с этим человеком, а девица из табора, стоявшая рядом со мной, она будет кричать, подсказывая, когда действовать правой, а когда — левой, или, если мне не повезет, и этот мужчина в ботинках с подковками и с родинкой над левой бровью собьет меня с ног, она поможет мне подняться.
— Как вы насчет Верзилы Мелфорда? — поинтересовался я позадиристей.
Булочник недоуменно уставился на меня и пробормотал, что по нему, так любой табачок хорош, лишь бы был. |
