Найджел про себя вознес благодарственную молитву своим стойким святым, которые так мужественно и так удачно охраняли его в час невзгоды. - Аббат Джон, - ответил юноша, - не думал я, что человеку с моим именем доведется когда-нибудь обратить слова благодарности к цистерцианцу из Уэверли. Клянусь святым Павлом, сегодня вы поступили как мужчина. Ведь разбирать дело об иске монастыря в монастырском суде - все равно, что играть фальшивыми костями.
Восемьдесят братьев в белых рясах неодобрительно, но с интересом слушали, как Найджел смело и прямо говорил с лицом, которое им, обреченным влачить жалкую жизнь, казалось прямым наместником бога на земле. Лучники отступили от Найджела, словно давая ему дорогу, но тут тишину нарушил громкий голос стряпчего. - Святой отец настоятель, - произнес он, - ваше решение воистину secundum legem<1> и intra vires<2>, что касается гражданского иска вашего монастыря. И ваше дело, как его решать. Но я, стряпчий Джозеф, с которым обошлись жестоко и преступно, у которого отняли и уничтожили все записи, бумаги и другие документы, над достоинством которого глумились, которого протащили по болоту, топи или трясине, так что он потерял свой бархатный камзол и серебряный знак служебного достоинства, которые теперь, как думается, покоятся в вышеупомянутом болоте, топи или трясине, каковые болото, топь или трясина являются... - Довольно! - возвысил голос настоятель. - Оставьте глупые разглагольствования и скажите прямо, чего вы хотите. - Святой отец, я страж королевского закона, но и верный слуга святой церкви, и мне не дали, помешали и воспрепятствовали исполнить мои законные, прямые обязанности, а мои бумаги, написанные от имени короля, были разорваны, изодраны в клочки и пущены по ветру. Посему я требую, чтобы этого человека судил аббатский суд, ибо вышеназванный разбой был совершен в пределах юрисдикции аббатского суда. - А что можете сказать об этом вы, брат ризничий? - спросил настоятель в легком замешательстве. - Я сказал бы, святой отец, что мы можем быть добры и милосердны в том, что касается нас самих; но там, где дело идет о служителе короля, мы пренебрегли бы своими обязанностями, если бы отказали ему в защите, в которой он нуждается. Я также напомнил бы вам, святой отец, что это не первая дерзкая выходка молодого человека: ему уже случалось колотить наших слуг, сопротивляться нашей власти и пускать щук в собственный садок настоятеля.
Обида была еще свежа в памяти прелата, и его полные щеки вспыхнули. Он сурово взглянул на пленника. - Скажите мне, сквайр Найджел, это правда, что вы напустили в мой садок щук?
Молодой человек гордо выпрямился. - Прежде чем я отвечу на этот вопрос, отец аббат, не ответите ли вы на мой: что хорошего я видел от уэверлийских монахов и почему бы мне не стараться вредить им где только можно?
По залу прошел ропот - монахов то ли удивила его откровенность, то ли разгневала дерзость.
Настоятель уселся поплотнее, как человек, принявший решение. - Изложите свою жалобу, стряпчий, - сказал он. - Правосудие свершится, и обидчик понесет наказание, кто бы он ни был - простолюдин или благородный человек. Изложите суду иск.
Рассказ законника, хоть бессвязный и пересыпанный юридическими оборотами, был, в сути своей, совершенно ясен.
Привели Рыжего Суайера. Его обрамленное седой щетиной лицо покраснело от злости, когда его заставили признаться в непотребном обращении со служителем короля. Подстрекал его к этому и помогал еще один преступник - сухощавый, низкорослый, смуглый лучник из Чэрта. Но оба в один голос заявили, что сквайр Найджел Лоринг знать ничего не знал об этом. Однако против молодого человека было еще одно не очень приятное обвинение - в уничтожении бумаг: и Найджел, которому претила всякая ложь, вынужден был признать, что изорвал эти высочайшие документы собственными руками. Но гордость не позволяла ему ни объяснить, ни оправдать этот поступок. Лицо настоятеля омрачилось, а ризничий уставился на пленника с насмешливой улыбкой. В капитуле воцарилась торжественная тишина: дело было рассмотрено, оставалось лишь вынести приговор. - Сквайр Найджел, - произнес настоятель, - вам, кто, как всем здесь хорошо известно, происходит из древнейшего на этой земле рода, подобало бы подавать другим пример добропорядочного поведения. Вместо этого ваш дом всегда был средоточием волнений и смуты; теперь же, не довольствуясь грубыми выпадами против нас, цистерциан-ских монахов Уэверли, вы открыто выказали свое презрение к закону короля и руками своих слуг нанесли оскорбление лицу, его представляющему. За такие поступки я мог бы призвать на вашу голову все духовные кары церкви. И все же я не буду к вам жесток - вы еще молоды, а на прошлой неделе спасли от смертельной опасности жизнь одного из монастырских слуг. Поэтому я применю к вам меры временные и телесные, чтобы обуздать ваш дерзкий дух и сдержать своевольные дикие порывы, каковые привели к столь непристойным поступкам по отношению к нашему монастырю. С сего дня до праздника святого Бенедикта вы будете полтора месяца сидеть на хлебе и воде и каждодневно слушать назидания нашего капеллана, святого отца Амвросия. Быть может, это заставит вас склонить упрямую голову и смягчить ожесточенное сердце.
Едва был оглашен этот позорный приговор, обрекавший гордого наследника дома Лорингов на участь последнего деревенского браконьера, кровь бросилась Найджелу в лицо, глаза сверкнули, и он посмотрел вокруг взглядом, который лучше всяких слов говорил, что так легко он не покорится своей участи. Он дважды пытался заговорить и дважды от гнева и стыда не мог произнести ни слова. - Я не ваш подданный, надменный аббат! - воскликнул он наконец. - Мы всегда были королевскими вассалами. Ни за вами, ни за вашим судом я не признаю права выносить мне приговор. Наказывайте своих монахов, которые начинают скулить, стоит вам нахмурить брови, но не пытайтесь поднять руку на того, кто вас не боится. Я свободный человек и равен любому, кроме короля.
Казалось, на мгновение дерзкие слова и высокий, сильный голос Найджела привели настоятеля в замешательство. Но более стойкий ризничий, как всегда, помог ему укрепить волю; снова подняв старый пергамент, он обратился к Найджелу: - Да, вы правы, Лоринги действительно были когда-то вассалами короля. Но вот тут стоит печать Юстаса Лоринга, которая свидетельствует, что он стал вассалом монастыря и принял от него землю. - А все потому, что он был благородный человек, чуждый хитрости и коварства! - воскликнул Найджел. - Нет, - вмешался законник. - Если мне позволено будет сказать, отец аббат, для закона не имеет значения, как и почему сделка была совершена, подписана или зафиксирована: суд рассматривает только условия, статьи и договоры каждого дела. - Кроме того, - добавил ризничий, - приговор вынесен аббатским судом, и если он не будет приведен в исполнение, чести и доброму имени суда будет нанесен непоправимый ущерб. - Брат ризничий, - сердито перебил настоятель, - мне думается, вы слишком усердствуете в этом деле. Право, мы и без твоих советов сумеем соблюсти честь и достоинство монастыря. А что до вас, почтенный стряпчий, вы изложите свое мнение не раньше, чем вас попросят, а не то вам придется на себе почувствовать силу нашего суда. Ваше дело закончено, сквайр Лоринг, и приговор вынесен. Все.
Аббат сделал знак и один из лучников положил руку на плечо пленника. Грубое прикосновение плебея вызвало бурю негодования в душе у Найджела. Из всех его благородных предков ни один не подвергался подобному унижению! Каждый предпочел бы смерть! Неужто ему суждено стать первым, кто унизит их дух и традиции? Быстро и ловко он выскользнул из-под руки лучника и выхватил короткий прямой меч, висевший у того на боку. В следующий момент он вскочил в нишу одного из окон и, держа меч наготове, с побледневшим лицом, сверкая глазами, обернулся к собранию. - Клянусь святым Павлом! - воскликнул он. - Вот уж никогда не думал, что смогу под крышей монастыря совершить славный подвиг, но, кажется, мне придется это сделать, прежде чем вы упрячете меня в свою темницу.
<1> Законно (лат.).
<2> Правомочно (лат.)/
|
