- Но, милорд Чандос, - вскричал кардинал, - я уже объяснил принцу, сколь удручает христианский мир и сколь радует язычников то, как два величайших сына Церкви обращают мечи друг против друга!
- Так посоветуй французскому королю держаться от нас подальше, - промолвил принц.
- Дражайший сын мой, или ты не понимаешь, что находишься в глубине его земель и ему не подобает позволить тебе уйти свободно, как ты пришел? Войско твое невелико - не более трех тысяч лучников и пяти тысяч жандармов, да и те, видно, ослабели от недостатка пищи и от усталости. А у короля тридцать тысяч человек. Их двадцать тысяч из них - опытные ветераны. Посему тебе приличествует принять его условия, как бы не случилось хуже.
- Передай мой привет королю Франции и скажи ему, что платить за меня выкуп Англия не будет. Но сдается мне, досточтимый кардинал, что-то ты слишком осведомлен и в том, сколько нас тут, и в том, как сказались на нас тяготы похода, и я был бы рад узнать, давно ли особы духовные так умело разбираются в делах военных. Я заметил, что рыцари твоей свиты свободно прогуливались по нашему лагерю, и боюсь, что, приняв вас, как послов, я оказал гостеприимство лазутчикам. Что скажешь ты, досточтимый кардинал?
- Пресветлый принц, мне прискорбно слышать, что твое сердце и совесть позволили тебе произнести столь дурные слова.
- А вон твой племянник, рыжебородый Робер де Дюра. Погляди, как он озирается по сторонам и что-то подсчитывает. Иди-ка сюда, юноша! Я как раз говорил кардиналу, твоему дядюшке, что ты и твои товарищи, сдается мне, донесли французскому королю обо всем, что подглядели у нас в лагере. Что скажешь?
Рыцарь побледнел и отвел глаза.
- Может быть, я и ответил на некоторые вопросы, благородный принц, - пробормотал он.
- А как же такие ответы согласуются с твоей честью? Ведь мы тебе доверяли, ибо ты в свите его преосвященства.
- Благородный принц, я правда нахожусь в свите кардинала, но я верноподданный короля Иоанна и французский рыцарь, а потому молю тебя на меня не гневаться.
Принц скрипнул зубами и окинул молодого человека жгучим взглядом.
- Клянусь душой моего отца! Мне нелегко удержаться и не сразить тебя тут же на месте. Но одно я тебе обещаю: если твой значок с красным грифоном появится завтра; на поле битвы и ты будешь взят в плен живым, твоя голова простится с телом!
- Дражайший сын мой, твои речи безумны! - воскликнул кардинал. - Даю тебе слово, что ни мой племянник Робер, ни другие рыцари моей свиты участвовать в битве не будут. А теперь я оставляю тебя, государь, да смилуется Господь над твоей душой, ибо никому в мире сейчас не грозит такая опасность, как тебе и твоим людям! Мой тебе совет: проведи ночь в благочестивом бдении, дабы лучше приготовиться к тому, что может принести грядущий день.
С этими словами кардинал поклонился, в сопровождении своей свиты направился туда, где они оставили коней, и поехал в соседнее аббатство.
Разгневанный принц, повернувшись на каблуках, вошел к себе в шатер, а Чандос оглянулся и с ласковой улыбкой протянул руку Найджелу.
- Я много наслышан о твоих славных деяниях, - сказал он. - Уже твое имя известно, как имя доблестного оруженосца. В твои годы я стоял не выше, а ниже.
Найджел раскраснелся от гордости и радости.
- Нет, мой любимый господин, - сказал он, - совершить мне удалось очень мало. Но теперь, когда я вернулся к тебе, уповаю, что научусь вести себя достойно! Ведь где, как не под твоим знаменем, могу я снискать честь?
- Поистине, Найджел, ты приехал в удачное время. Не вижу, как мы сможем уйти отсюда, не дав битвы, которая навеки сохранится в памяти людской. И не помню ни единого нашего сражения с французами, когда они были бы так сильны, а мы - так слабы, как теперь, и тем больше славы и чести можем мы обрести. Было б у нас лучников на две тысячи больше! Но, чаю, мы причиним им немало хлопот, прежде чем они отбросят нас от этой изгороди. Ты видел французов?
- Нет, благородный сэр. Я только что добрался сюда.
- Я как раз собирался прогуляться вдоль их лагеря, взглянуть, что у них за армия. Поедем, пока не стемнело, и осмотрим их расположение, насколько нам это удастся.
На этот день между противниками было заключено перемирие - ради неуместной и бесполезной попытки кардинала взять на себя роль посредника. Поэтому, когда Чандос и Найджел выехали из-за живой изгороди, они увидели на равнине небольшие группы рыцарей, как английских, так и французских. Последних было больше - им необходимо было разведать диспозицию вражеского войска, и многие подъезжали на сотню-другую шагов к изгороди, однако дозоры лучников тут же сурово отгоняли их.
Чандос ехал между этими компаниями, а так как чуть ли не в каждой находился былой противник, то все время слышались возгласы «А, Джон!» с одной стороны и «А, Рауль!», и «А, Николя!», и «А, Гишар!» - с другой. Лишь один всадник, дородный и краснолицый сеньор Клермон, приветствовал их не столь дружески. По странной прихоти судьбы, его сюрко украшала голубая Богоматерь, окруженная золотыми лучами, и точно такое же изображение было на сюрко, который надел в этот день Чандос. Вспыльчивый француз преградил им путь и поднял своего скакуна на дыбы.
- С каких пор, милорд Чандос, - сказал он негодующе, - ты присвоил себе право носить мой герб?
Чандос улыбнулся.
- Но это же ты носишь мой, - промолвил он. - Сюрко это мне давным-давно вышили в Виндзоре добрые монахини.
- Не будь перемирия, - крикнул Клермон, - я скоро доказал бы тебе, что носить его ты не смеешь!
- Завтра в сражении высматривай мое сюрко, а я буду высматривать твое, - ответил Чандос. - И мы достойно решим это дело.
Но холеричного француза умиротворить было не так-то просто.
- Вы, англичане, сами придумать ничего не способны, - сказал он, - и присваиваете все хорошее, что увидите у других!
Ворча и негодуя, он поехал своей дорогой, а Чандос с веселым смехом пришпорил коня и поскакал вперед по равнине.
Прямо перед позицией англичан деревья и кусты заслоняли врага, но, едва они остались позади, как открылся широкий вид на огромный французский лагерь. В середине высился большой шатер из красного шелка с серебряными королевскими лилиями по одну его сторону и золотой орифламмой, боевым знаменем старой Франции - по другую. Насколько хватал взгляд, точно камыши на речном берегу, во всю ширину и глубину лагеря колыхались знамена и значки знатных баронов и знаменитых рыцарей, а выше их всех вздымались штандарты владетельных герцогов, свидетельствуя, что здесь собралось феодальное воинство всех важнейших французских провинций.
Сверкающим взором Чандос обводил озаренные лучами заходящего солнца гордые гербы Нормандии, Бургундии, Оверни, Шампани, Вермандуа и Берри. Направив коня шагом вдоль их позиции, он высмотрел расположение арбалетчиков и немецких наемников, прикинул число пеших солдат и не пропустил ни единого герба знатных вассалов, так как по ним можно было судить о силе отдельных отрядов. Он проехал от левого крыла до правого и обогнул их с фланга, все время держась на расстоянии выстрела из арбалета, а потом, хорошенько все запомнив, повернул коня и в глубоком размышлении медленно направился к английскому лагерю. |
