- Слова твои поистине верны и благородны, - ответил Найджел. - Клянусь святым Павлом, я еще не встречал человека, который вел бы себя достойнее! Но ведь я в броне, а ты нет, и не вижу, как могли бы мы скрестить мечи.
- Любезный Найджел, ты ведь можешь снять доспехи!
- Но тогда я останусь в одном исподнем.
- Это легко поправить: я с радостью разденусь до исподнего.
Найджел поглядел на француза жаждущим взглядом, но грустно покачал головой.
- Увы! Это нам не суждено, - ответил он. - Сэр Роберт поручил мне доставить тебя к нему, ибо он хочет поговорить с тобой. Чего бы я только ни отдал, лишь бы исполнить твою просьбу! У меня ведь тоже есть прекрасная возлюбленная, и самое мое горячее желание - послать тебя к ней. Какой мне толк от тебя, Рауль, если твой плен не принес мне чести? Но как ты себя чувствуешь?
Молодой француз уже поднялся на ноги.
- Не отбирай у меня меча, - сказал он. - Я твой, даже если ко мне придут на выручку. Пожалуй, я уже могу сесть в седло, хотя голова у меня и звенит, как надтреснутый колокол.
Найджел не имел ни малейшего представления, где сейчас находятся его товарищи, но помнил слова сэра Роберта, что ему надо следовать за солнцем и рано или поздно он выедет на их дорогу. Пока они неторопливой рысью трусили вверх и вниз по склонам, француз совсем оправился, и они весело болтали обо всем на свете.
- Я только недавно приехал из Франции, - рассказывал Рауль, - в надежде, что в этом краю сумею заслужить честь и славу: я слышал, что англичане закаленные воины и превосходные противники. Мои мулы с багажом в Эвране, а я поехал вперед посмотреть, сулит ли мне что-нибудь судьба, увидел ваше войско и поехал следом, уповая найти благородное приключение и честь. Потом ты поскакал за мной, и я отдал бы все золотые кубки моего отца, лишь бы на мне были доспехи и я мог бы повернуть тебе навстречу. Я поклялся графине Беатрисе, что пришлю двух-трех англичан поцеловать ей руку.
- Ну, это еще не самый страшный жребий! - заметил Найджел. - А эта прекрасная дама - твоя невеста?
- Она моя возлюбленная, - ответил француз. - Мы ждем только, чтобы граф погиб на поле битвы, и тогда, сочетаемся браком. А твоя дама, Найджел? Я хотел бы ее, увидеть.
- Быть может, и увидишь, любезный сэр, - сказал Найджел, - ибо чем ближе я тебя узнаю, тем горячее мое желание помериться с тобой силами. И мне кажется, у нас будет случай обратить нашу встречу на пользу нам обоим. Ведь когда сэр Роберт расспросит тебя, я могу по праву распорядиться тобой, как сочту нужным.
- И как же ты распорядишься, Найджел?
- Мы непременно сойдемся в поединке, и либо я увижу леди Беатрису, либо ты увидишь леди Мери. Нет, не благодари меня! Ведь я, как и ты, приехал в этот край на поиски чести и не знаю, где мне еще ее искать, как не на конце твоего меча. Мой благородный господин сэр Джон Чандос много раз говорил мне, что ему еще не доводилось встретить французского рыцаря или оруженосца, чье общество не доставило бы ему много удовольствия и пользы, и теперь я убедился, что он говорил чистую правду.
Около часа новые друзья ехали бок о бок, и француз пел хвалы своей даме, чью перчатку извлек из кармана, подвязку вынул из-за ворота туники, а башмачок достал из седельной сумки. Она была белокурой, и, услышав, что Мери брюнетка, он тут же потребовал, чтобы они остановились и с оружием в руках решили, какой цвет волос прекраснее. Рассказывал он и про родовой замок в Лоте у истоков прекрасной Гаронны: о сотне лошадей в конюшнях, о семидесяти охотничьих собаках на псарне, о пятидесяти соколах в клобучках и путах. Его английский друг непременно погостит у него там, когда кончится война, и какие это будут золотые дни!
Найджел, чью английскую холодность растопил этот юный луч южного солнца, принялся в свою очередь рассказывать о вересковых холмах Суррея, о Вулмерском лесе и даже о священных покоях Косфорда,
Вот так они ехали на закат под мерный топот лошадиных копыт, уносясь мыслями к дальним родным краям, как вдруг нежданный звук заставил их мгновенно возвратиться на коварные холмы Бретани.
За грядой, к которой они направлялись, прогремела труба. Издали ей протяжно ответила другая.
- Это ваш лагерь?
- Нет, - возразил Найджел, - у нас есть только дудки и литавры. Поостережемся! Мы же не знаем, что там впереди. Прошу тебя, свернем вон туда и все увидим, оставшись незамеченными.
Гребень усыпали валуны, и, укрывшись за ними, оруженосцы увидели длинную скалистую долину. На пологом холме виднелась невысокая крепостца. А на некотором расстоянии от нее возвышался угрюмый замок, столь же мощный, как скала, на которой он стоял, с массивным донжоном у одного угла и четырьмя длинными стенами в прорезях бойниц. Над башней гордо развевалось большое знамя с гербом, который в лучах заходящего солнца отливал красным. Найджел приставил ладонь к глазам и свел брови.
- Это не герб Англии, и не лилии Франции, и не горностай Бретани, - промолвил он. - Владелец замка воюет сам за себя, раз поднял над ним свое знамя. И герб его, кажется, червленая голова на серебряном поле.
- Окровавленная голова на серебряном блюде! - вскричал француз. - Меня остерегали против него. Это не человек, друг Найджел, а чудовище, которое ведет войну и с англичанами, и с французами, и со всем христианским миром. Неужели ты не слышал про Мясника из Ла-Броиньера?
- Нет, никогда.
- Во Франции его имя проклято. Ведь не далее как в этом году я слышал, что он убил Жиля де Сент-Поля, друга английского короля.
- Поистине так. Теперь я вспоминаю, как про это говорили в Кале перед тем, как мы отплыли.
- Значит, здесь его гнездо, и да смилуется над тобой Господь, если ты войдешь вон под ту арку! Еще ни один пленник не выходил оттуда живым. С тех пор как началась война, он сам себе король, и в его подвалах спрятаны богатства, награбленные за одиннадцать лет. Как может настичь его правосудие, если никому не ведомо, чья Бретань? Но когда мы выгоним вас всех на ваш островок, то, клянусь Богоматерью, мы взыщем с владельца этого замка все его тяжкие долги!
В эту минуту вновь загремела труба. Звук ее доносился не из замка, но с дальнего конца долины. На стенах замка протрубили ответный сигнал. И тут появился беспорядочно растянувшийся отряд, который возвращался в свое убежище после какого-то разбойничьего набега. Впереди во главе копейщиков ехал высокий дюжий человек в медных доспехах, в закатном сиянии смахивавший на золотого истукана. Шлем он отстегнул и придерживал перед собой на шее коня. Густая спутанная борода закрывала нагрудник, а нечесаная грива волос ниспадала на спину почти на такую же длину. Возле него оруженосец высоко поднимал знамя с кровоточащей головой. За копейщиками тянулась вереница тяжело нагруженных мулов и толпа злополучных крестьян, которых гнали в замок. Сзади двигался второй многочисленный отряд конных копейщиков, конвоируя десятка два пленных, сгрудившихся тесной кучей.
Найджел вгляделся в них, вскочил на коня и направил его по гребню к тому месту, откуда можно было открыто наблюдать за воротами замка. Не успел он добраться туда, как кавалькада уже достигла подъемного моста и под приветственные вопли со стен двинулась по нему узкой цепочкой. Найджел вглядывался в пленников, замыкавших ее, с такой сосредоточенностью, что не заметил, как выехал из-за скал на открытую вершину.
- Клянусь святым Павлом! - вскричал он. - Глаза меня не обманули, это их бурые куртки. Они схватили английских лучников!
Он еще не договорил, как последний пленник, крепкий, широкоплечий, оглянулся, увидел в вышине над собой сверкающую фигуру с поднятым забралом, разглядел пять алых роз, пылающих на ее груди. Мощным взмахом руки он оттолкнул своих стражей и на мгновение остался стоять совсем один.
- Сквайр Лоринг! Сквайр Лоринг! - крикнул он. - Это я, Эйлуорд, лучник! Это я, Сэмкин Эйлуорд!
Но тут его схватили десятки рук, в рот ему всунули кляп и последним втащили под темную арку зловещих ворот. Затем, лязгнув, железные створки сомкнулись, подъемный моет был поднят, и плеиники вместе с их стражами, остальными разбойниками и их добычей исчезли в недрах угрюмой безмолвной крепости. |
