Из дубравы слева от дороги выехали конные лучники и рысью направились к трем остановившимся рыцарям. Рядом с двумя лошадьми бежали два злополучных крестьянина. Привязанные за кисть руки к ремню стремени, они подпрыгивали, спотыкались и напрягали все силы, чтобы удержаться на ногах. Один был высокий, тощий, светло-рыжий. Другой низенький и смуглый, но оба заросли такой коростой грязи, их нечесаные волосы были так излохмачены и спутаны, а тела прикрывали такие лохмотья, что они совсем утратили человеческий облик и больше походили на диких зверей.
- Это еще что? - сурово спросил Ноллес. - Или я не приказал вам не трогать мирных жителей?
Старый Уот из Карлайла, возглавлявший лучников, поднял над головой меч, пояс и кинжал.
- С твоего позволения, благородный сэр, - сказал он, - я увидел, как что-то заблестело, и подумал, что в руках, созданных для плуга и лопаты, так блестеть ничто не может. Тогда мы их догнали, отобрали у них меч и пояс с кинжалом и увидели на них крест Бентли, ну и поняли, что забрали они их у того убитого англичанина. Значит, они двое из тех злодеев, которые его убили, и по справедливости мы должны воздать им тем же.
И действительно, на мече, поясе и кинжале сверкал серебряный моленский крест, точно такой же, какой они видели на латах мертвеца. Ноллес поглядел на меч и перевел взгляд на пленников. Лицо у него было каменным. Увидев эти беспощадные глаза, они с бессвязными воплями упали на колени, выкрикивая мольбы и объяснения на наречии, которого никто не смог понять.
- Мы должны обезопасить дороги для английских путников, - сказал Ноллес. - Эти люди повинны смерти. Повесьте их вот на том дубе!
Он кивнул на кряжистый дуб у самой дороги, тронул коня и поехал дальше вместе с двумя рыцарями, но старый лучник поскакал за ним.
- С твоего разрешения, сэр Роберт, лучники хотят казнить злодеев на свой лад, - сказал он.
- Лишь бы их казнили, а как, мне все равно, - небрежно ответил Ноллес и продолжил путь, ни разу не оглянувшись.
В те суровые времена человеческая жизнь стоила дешево. Захваченных в плен простых воинов или моряков победители без разбора и без жалости тут же предавали смерти. Война была жестокой игрой, а ставкой - смерть проигравших, и ставку эту победители требовали, а побежденные уплачивали без каких-либо сомнений и колебаний. Пощадить могли только рыцаря, ибо живой он стоил больше мертвого, так как за него можно было получить выкуп. Люди, прошедшие обучение в такой школе, знающие, что в любую минуту может настать их черед, разумеется, считали расправу с двумя крестьянами-убийцами не стоящим внимания пустяком.
Впрочем, у лучников на сей раз была особая причина просить, чтобы пленников отдали им. Между лысым старым мастером Бартоломью и долговязым йоркширцем Неддом Уиддингтоном после их спора на борту «Василиска» все время тлела вражда, а в Динане она вспыхнула жарким пламенем и привела к стычке, в результате которой не только они оба, но еще и десяток их приятелей в конце концов растянулись на булыжнике. Ожесточенную распрю вызвал вопрос о том, кто из них искуснее в обращении с длинным луком, и вот теперь у их товарищей родился жестокий план, позволявший раз и навсегда установить, чья меткость все-таки выше.
В двухстах шагах от дороги начинался густой лес, отделенный от нее ровным лугом. Крестьян отвели в сторону на пятьдесят шагов и поставили лицом к лесу, удерживая их за веревки. Ничего не понимая, они со страхом поглядывали через плечо на дорогу, где шли деловитые приготовления.
Старик Бартоломью и верзила йоркширец вышли из рядов и встали плечо к плечу с луком в левой руке и единственной стрелой в правой. Они бережно натянули тетиву, смазали жиром перчатки для стрельбы и застегнули на запястьях предохранители. Оба сорвали по нескольку травинок, чтобы измерить силу и направление ветра, проверили все мелочи, встали боком к мишени и выдвинули ногу для устойчивости. Со всех сторон их осыпали советами - нередко насмешливыми.
- Ветер три четверти, мастер Бартоломью! - крикнул кто-то. - Целься на ширину спины вправо!
- Да только не своей спины! - захохотал другой. - Не то пошлешь стрелу мимо.
- А такой ветер стрелу, пущенную хорошо, не отклонит, - вмешался третий. - Целься прямо в него и не промажешь.
- Не ударь лицом в грязь, не посрами наши холмы! - крикнул земляк йоркширца. - Тетиву отпусти легонько, не дергай, не то я обеднею на пять серебряных монет.
- Ставлю недельное жалованье на Бартоломью! - раздался чей-то возглас. - Эй, лысая башка, не подведи меня!
- Хватит, хватит! Прикусите языки, ребята! - прикрикнул старый Уот из Карлайла. - Коли б вы на стрелы были так же бойки, против вас никто бы не выстоял! Ты стреляй в коротышку, Бартоломью, а ты в высокого, Нед. Дайте им пробежать, пока я не скомандую, а тогда каждый пусть сам решает, когда выстрелить и каким манером. Готовы? Эй, там, Хейлуорд, Беддингтон, пускайте их!
Веревки были сдернуты, и пленники, пригнувшись, кинулись к лесу, а лучники заулюлюкали, как загонщики на охоте, вспугнувшие зайца. Соперники, наложив стрелы, замерли, точно две светло-бурые статуи, не спуская напряженного взгляда с бегущих и медленно поднимая луки но мере того, как расстояние увеличивалось. Бретонцы уже преодолели половину расстояния до леса, а старый Уот все молчал. То ли из жалости, то ли по злокозненности, но в любом случае шансы пленников на спасение достаточно возросли. Наконец, когда от дороги их отделяло уже сто двадцать шагов, он повернул седую голову и крикнул:
- Стреляй!
И тут же зазвенела тетива йоркширца. Нет, не по ошибке он заслужил славу одного из смертоноснейших лучников севера и дважды выигрывал серебряную стрелу на состязаниях в Селби. Метко пущенная роковая стрела вонзилась в согнутую спину рыжего крестьянина по оперение. Он упал ничком, даже не застонав, и неподвижно распростерся на траве, а короткие белые перья между темными лопатками показывали, куда смерть нанесла свой удар.
Йоркширец подбросил лук в воздух и заплясал от радости, а его товарищи в свирепом восторге разразились одобрительными криками, которые внезапно сменились громовым хохотом и насмешливыми воплями.
Второй крестьянин, более хитрый, бежал медленнее, но часто оглядывался, а увидев участь своего товарища, и вовсе остановился. Он не спускал глаз с натянутого лука и, едва тетива была отпущена, кинулся на траву, услышал, как стрела просвистела над ним, и увидел, как она впилась в дерн немного впереди. Тотчас он вскочил на ноги и под вопли и улюлюканье лучников кинулся к спасительному лесу. Вот он уже на опушке, а ближайшего из его мучителей отделяют от него двести шагов! Здесь им до него не добраться! Возле густых кустов он почувствовал себя в безопасности, точно кролик у входа в нору. И, возликовав, не удержался - заплясал, презрительно щелкая пальцами и потешаясь над дураками, которые его упустили. Откинув голову, беглец насмешливо завыл по-собачьи, и в этот миг горло ему пронзила стрела. Он рухнул мертвый на папоротник, и у дороги воцарилась недоумевающая тишина, а затем лучники подняли торжествующий крик.
- Клянусь святым крестом Беверли, такого выстрела я уже много лет не видывал! - вскричал старый Уот. - Мне и самому не пустить стрелы лучше, даже стань я опять молодым. Кто из вас попал в него?
- Эйлуорд из Тилфорда, Сэмкин Эйлуорд! - ответил хор голосов, и покрасневшего от таких похвал лучника вытолкнули вперед.
- Жалко, цель была такая, - пробормотал Эйлуорд. - Я бы отпустил его с миром, да только, как он принялся над нами смеяться, пальцы у меня сами лук натянули!
- Вижу, вижу, что лучник ты хоть куда, - сказал старый Уот. - И на душе у меня покойней стало. Коли я живым не вернусь, останется после меня стрелок, достойный поддерживать честь нашего ремесла. А теперь заберите свои стрелы и в путь: вон сэр Роберт ждет нас на холме.
Весь день Ноллес вел отряд по обезлюдевшему, одичалому краю, где в лесном сумраке таились существа, потерявшие человеческий образ и душу - зайцы с сильными, волки со слабыми. Порой, поднимаясь по склону, они успевали увидеть в отдалении всадников, которые тотчас исчезали. Иногда из укрытых холмами селений доносился набатный звон, и дважды дорога приводила к замкам, но при их приближении подъемные мосты повисали в воздухе, а на стенах выстраивались солдаты и осыпали их насмешками из-за зубцов. С их лугов англичане забрали нескольких пасшихся там волов и овец, однако тратить силы на каменные стены Ноллес склонен не был и продолжал путь.
В Сен-Меэне они увидели большой женский монастырь, окруженный серыми стенами в разводах лишайника, - тихий оазис мира среди пустыни войны, где среди плодовых деревьев трудились и отдыхали монахини в черных одеяниях, оберегаемые от зла сильной и кроткой рукой Церкви. Проходя мимо, лучники сдергивали каски, ибо самый дерзкий, самый беспощадный не смел преступить незримый предел, охраняемый страхом перед отлучением и ночной погибелью - единственной защитой слабого от насильника в этом перепаханном оружием краю. |
