Когда король произнес эти слова, в толпе придворных послышался почтительный говор. Они спешили выразить свою благодарность. Что касается немца, он дернул Саксона за рукав и шепнул:
- Теперь у него жар, а вот погодите немного, скоро начнется и озноб.
- Я думал, что в Таунтоне у меня будет никак не более тысячи человек, а их оказалось тысячи четыре, - продолжал король, - мы надеялись на успех даже тогда, когда высадились в Лайм-Коббе с восемьюдесятью приверженцами. Теперь же мы находимся в главном городе Сомерсета, и наша армия насчитывает восемь тысяч человек. Еще одно такое же дело, как при Аксминстере, и власть дяди распадется как карточный домик. Но прошу вас садиться за стол, господа, и будем обсуждать дела в должном порядке.
- Но вместе с золотым слитком есть кусочек бумажки, и вы его не прочли, государь, - произнес Вэд, подавая королю небольшой листок.
- Эге, да это поэзия. Что-то вроде стихотворной загадки. Что это означает, господа? Слушайте:
Час настает, с своей судьбой Борись, не будь самим собой, К короне ревностно стремись И злого Рейна берегись.
- «Борись с своей судьбой"? «Не будь самим собой"? Что это за чепуха?! - воскликнул Монмауз.
- Дозвольте доложить вашему величеству, - ответил я, - что человек, пославший вам это письмо, занимается астрологией и считает себя одаренным даром предсказания.
- Этот господин говорит правду, - подтвердил лорд Грей. - Стихи эти имеют, по всем признакам, пророческий характер. Древние халдеи и египтяне, прекрасно умели гадать по звездам, но в современных предсказателей, признаюсь, я не очень-то верю. Эти предсказатели разменялись на мелочи и предсказывают разную чепуху доверяющим им глупым бабам.
Саксон не удержался, чтобы не процитировать свою любимую поэму:
Луну и звезды вопрошал,
Кто старые штаны украл.
- Эге, да никак и наши полковники заразились рифмоплетской эпидемией? - засмеялся король. - Нам придется, по примеру древнего Альфреда, вложить в ножны меч и взять в руки арфу. Я сделаюсь королем бардов и трубадуров, как добрый король Прованса Рене... Однако, господа, если эти стихи пророческие, то они пророчествуют нам успех. Правда, здесь есть зловещий намек на Рейн. но нам незачем идти на берега этой великой реки.
- Тем хуже, - пробормотал едва слышно пруссак.
- Таким образом, - продолжал Монмауз, - мы со спокойной совестью можем поблагодарить сэра Иакова не только за золото, но и за любезное предсказание. Но вот и почтенный мэр Таунтона. Это старший из наших советников и самый молодой из наших рыцарей. Вас, капитан Кларк, я прошу стать у дверей залы и не позволять никому входить сюда. Я надеюсь, что вы не будете говорить ни с кем о том, что будет обсуждаться здесь.
Я поклонился королю и занял место у двери. Советники и генералы сели вокруг дубового стола, который стоял посередине комнаты. Через три окна с западной стороны в комнату лился вечерний свет. С луга доносились звуки голосов, слабые, как жужжание насекомых. Это шумели солдаты, беседовавшие в палатках около дворца. Пока члены совета усаживались, Монмауз ходил взад и вперед, нервный и беспокойный. Затем он повернулся и начал говорить:
- Вы, конечно, знаете, господа, зачем я вас призвал. Мне нужно знать ваше мнение, надо решить, что нам делать дальше. Мы прошли уже по нашему королевству сорок миль и повсюду встретили радушный прием, превзошедший все наши ожидания. За нашими знаменами следуют почти восемь тысяч человек, да стольких же пришлось отослать назад, потому что для них не хватило оружия. Мы дважды уже встречались с врагом, и эти встречи окончились тем, что мы вооружились мушкетами и пушками наших неприятелей. Одним словом, до сих пор наши дела шли блистательно. Надо закрепить одержанный нами успех, и вот для этого-то я вас созвал. Скажите мне ваше мнение, выясните ваши взгляды на положение дел. Мне хотелось бы знать, что, по вашему мнению, нужно делать теперь? Между вами есть государственные люди, воины и святые люди. Эти последние могут просвятить нас всех словом истины. Говорите безбоязненно, я должен знать все, что вы думаете.
Стоя у двери, я ясно различал лица всех сидевших за столом людей. Здесь были серьезные и важные пуритане с гладко выбритыми лицами, загорелые солдаты и придворные в напудренных париках. Особенно мое внимание привлекли цинготная физиономия Фергюсона, орлиный нос Децимуса, толстое лицо пруссака Бюйзе и аристократическая внешность лорда Йорка.
- Если все молчат и не хотят высказать своего мнения, - воскликнул фанатик Фергюсон, - то я буду говорить, руководимый внутренним голосом. Ибо не работал разве я для сего святого дела? Не находился разве в пленении и не претерпевал мучений от рук нечестивых, кои измождали тело мое, тогда как дух рос и укреплялся? Меня жали и топтали, яко в точиле, и посмеивались надо мной, и оплевывали меня.
- Мы знаем о ваших заслугах и мучениях, которые вы перенесли, доктор, - сказал король, - но теперь мы рассуждаем о том, что нам делать.
- А разве не был слышан глас на востоке? - воскликнул Фергюсон. - Был глас и плач великий слышен, плач о нарушенном ковенанте и о человечестве, погрязшем в грехах. Откуда был сей плач? Чей был сей глас? То был глас Роберта Фергюсона, который восстал против великих земли и не хотел смириться.
- Ах, доктор-доктор! - нетерпеливо воскликнул король. - Говорите о деле или дайте говорить другим.
- Я сейчас объясню все, ваше величество. Не слышали ли мы, что Арджиль разбит? А почему он был разбит? Потому, что не имел достаточно сильной веры в Промысел Божий. Он имел безумие отказаться от помощи чад света и пошел к босоногим грешникам, которые исповедуют язычество и папизм. Если бы Арджиль шел по пути Господа, он теперь не сидел бы скованный в темнице Эдинбурга и не дожидался бы смерти от рук палача. Почему сей муж не препоясал чресл своих и не пошел прямо вперед под знаменем света? Вместо сего он совался туда и сюда и прятался наподобие двоедушного амалекитянина. Та же участь, а может быть, и худшая постигнет нас, если мы не пойдем прямо вперед и не водрузим наших знамен перед грешным городом Лондоном. Там мы должны свершить дело Господа, отделить плевелы от пшеницы и предать их сожжению.
- Значит, говоря кратко, вы советуете нам идти вперед? - спросил Монмауз.
- Да, ваше величество, мы должны идти вперед и готовиться стать сосудами благодати. Всеми же силами нам надо воздержаться от осквернения евангельского дела. Ибо разве не оскверняют своего дела люди, носящие одежды сатаны?
Сказав это, Фергюсон злобно покосился на пестро одетых придворных, а затем продолжал:
- Другие среди нас играют в карты, поют греховные песни, божатся и ругаются. Все это делается в армии и производит великий соблазн среди Божьих людей.
Пуритане, услышав эти слова Фергюсона, подняли одобрительный шум, а придворные, насмешливо улыбаясь, стали переглядываться друг с другом. Монмауз прошелся раза два по комнате, а затем опять обратился к совету:
- Вы, лорд Грей, солдат и опытный человек, - сказал он, - каково ваше мнение? Стоять ли нам здесь или двигаться к Лондону?
- По моему скромному суждению, движение на Лондон грозит нам гибелью, - ответил Грей. |
