- Их еще не видать! Я полагаю, что король прибудет вон по той дороге, которая вьется по долине. - Затем, помолчав, он прибавил: - Плохие генералы бывают двух сортов. Первый сорт - это те, что чересчур торопятся, а второй сорт - которые чересчур медлят. В первом недостатке советников Его Величества упрекнуть, кажется, нельзя. Но именно у них есть много других недостатков. Я знавал старого маршала Грунберга. Под его начальством мне пришлось сражаться в Богемии более двадцати шести месяцев. Грунберг летал с места на место во весь дух. Кавалерия, пехота и артиллерия превращались у него в какую-то кашу. Грунберг вечно торопился, точно дьявол у него сидел в пятках. Ошибки он делал на каждом шагу, но неприятель не мог пользоваться его ошибками по причине этой скоропалительности старого маршала. Помню я, как мы сделали вторжение, в Силезию. Шли мы дня этак два по горам. Является к Грунбергу начальник его штаба и докладывает, что артиллерия не может двигаться далее. «Оставьте ее позади», - ответил маршал. Итак, орудия бросили и пошли далее. На следующий день приехал начальник штаба, по-ихнему обер-гауптман, опять является к маршалу и докладывает, что пехотинцы изнурены до последней степени. «Они и версты больше не пройдут», - говорит обер-гауптман. «Оставьте их позади», - опять ответил маршал. И вот идем мы одни, кавалерия. Я тогда служил в полку Пандура. С неприятелем мы имели несколько стычек, но они были не в нашу пользу. Наконец, измученные дурной дорогой, наши лошади отказались служить. «Лошади никуда не годятся», - сказал обер-гауптман, а маршал опять закричал: «Оставьте их позади!» Я готов держать пари, что Грунберг ушел бы в Прагу с одним своим штабом, но только штаб не согласился. Так мы и прозвали после этого Грунберга генералом Гинтерлассеном (Оставь позади).
- Какой, однако, смелый начальник! - воскликнул сэр Гервасий. - Я с удовольствием бы служил под его начальством.
- Ну, это едва ли! - засмеялся Саксон. - У Грунберга была своя манера воспитания солдат. И эти манеры едва ли понравились бы почтенным английским гражданам. Помню я один. случай во время осады Зальцбурга. После того как мы взяли главные укрепления, к нам присоединилось несколько тысяч свежей пехоты. Все это были плохо обученные, еще не нюхавшие пороха солдатики. Навербован этот народ был по особому указу императора в Далмации. Ну вот, когда эти полки подходили к нам, трубя в трубы и крича приветствия, старый маршал Гинтерлассен велел зарядить все стенные орудия и дать по приближающимся войскам залп. Приказаниебыло исполнено. Человек шестьдесят было убито, а остальных охватила паника. В объяснение поступка маршал сказал: «Рано или поздно, а плутам надо приучаться к огню. Пусть учатся поскорее».
- Да, строгий учитель! - произнес я. - Все-таки зачем же стрелять в своих? Это надо предоставить неприятелю.
- И однако, солдаты любили маршала Грунберга, - продолжал Саксон, - он был добрый генерал. Бывало, возьмем штурмом город и делаем что хотим. Едет маршал по улицам, а рядом в доме какая-нибудь девочка визжит. Другой черт знает что бы наделал, а наш старик и виду не подает, что слышит. Едет себе дальше, и делу конец. За грабежи он тоже с нас не взыскивал. Бывало, придут к нему горожане на нас жаловаться, а он возьмет и прогонит их. Да, хороший был человек - генерал Гинтерлассен. Бригадир Баумгартен был полной противоположностью Грунбергу. Главным достоинством его была медлительность. Служил он также императору. Что это за человек был! Подойдет, бывало, к крепости, которую надо брать, расположится на зимние квартиры и начинает потихонечку да полегонечку осадные работы. Тянет-тянет, и, наконец, один вид крепости солдатам опротивеет. А Баумгартен хоть бы что - играет себе с крепостью как кошка с мышью. Продолжается это до тех пор, пока осажденным это не надоест, и вот они начинают готовиться к сдаче. Завтра, скажем, крепость ворота должна отворить, а сегодня Баумгартен снимает осаду и уходит в другое место. Я с Баумгартеном две компании сделал и не получил ничего - ни славы, ни вина, ни денег и никаких других удовольствий. Жалованье я получал маленькое - три гульдена в день, да и это жалованье платилось с опозданием. О, глядите-ка, господа, стоящие на колокольне, махают платками; уж не увидали ли они королевскую армию?
Я прикрыл глаза рукой от солнца и стал вглядываться в поросшую редкими деревьями долину. Вдали виднелись зеленые Блакдаунские горы.
- Решительно ничего не вижу! - сказал я.
- Вот и на крышах люди стали махать руками и указывают вдаль, - произнес Рувим, - глядите-ка, вон там за деревьями точно сталь сверкает.
- Так и есть! - воскликнул Саксон, поднимая руку, обтянутую в белую замшу. - Они идут по западному берегу Тона, приближаясь к деревянному мосту. Следите за направлением моего пальца, Кларк, и вы увидите то, что мы видим.
- Верно-верно, - сказал я, - я вижу, как что-то сверкает и блестит. А вот там, влево, около горы, я ясно вижу густую толпу людей. Теперь уж совсем ясно видно - главная часть отряда вышла из-за деревьев.
Стоял безоблачный, ясный день. Было очень жарко, и над долиной стоял точно белый пар. Особенно густ этот пар над рекой. Он закутывал перистыми облачками ее берега. По временам из-под этой белой пелены сверкали латы и шлемы приближающихся воинов. Легкий летний ветерок доносил до нас звуки воинственных мелодий. Мы слышали рев труб и стук барабанов. Войско постепенно приближалось. И вот наконец из-за деревьев появился авангард армии Монмауза. Белая дорога в долине стала черной. Что-то узкое и длинное, похожее на гигантскую черную змею, покрытую блестящей чешуей, поползло, извиваясь, вперед, и вот наконец мы увидали всю революционную армию с ее пехотой, кавалерией и артиллерией. Оружие блестело на солнце, развевались многочисленные знамена и перья на шляпах офицеров. Пехота двигалась сомкнутыми стройными рядами. Это зрелище подействовало возбуждающим образом на горожан. Стоя на развалинах стен и на крышах домов, они с восторгом глядели на этих защитников веры и свободы.
Один вид марширующего полка заставляет волноваться. Представьте же себе, какое впечатление производит армия, вставшая на защиту всего того, что для вас свято и дорого? Что вы должны чувствовать, видя перед собой ВОИНОВ, только что одержавших победу над вашими врагами? Пускай ваши противники многочисленны, но вы знаете, что эти-то люди стоят за вас, и сердце ваше стремится к ним, - это ваши братья, ваши друзья, общая опасность объединяет людей лучше всего в мире.
Мне по моей неопытности армия наша показалась очень воинственной и крепкой. Любуясь ею, я полагал, что победа уже теперь должна считаться нашей. Велико поэтому было мое удивление, когда Саксон вдруг стал сердито отплевываться. Сперва он молчал, а затем, точно не будучи в силах сдержать своего негодования, заговорил:
- Взгляните-ка, как спускается с горы авангард! Взгляните только на это! - воскликнул он. - Спрашивается, где передовой отряд авангарда, то, что у немцев называется Vorreiter? И затем между авангардом и главными силами совсем нет промежутка, как полагается. А знамен-то и флагов сколько? Прямо не перечтешь. Армия эта не на армию похожа, а на толпу паломников. Видал я этих богомольцев в Нюренберге у св. Себальда. Аккурат то же. А там, в центре, видите ли вы кучу всадников? В этой куче, по всей вероятности, и находится новый монарх Англии. Как жаль, что при нем нет человека, который мог бы превратить эту кучу мужиков в нечто сносное. А пушки-то, пушки! Их тащат позади, точно четыре хромые овцы за стадом бредут. Ей-Богу, все это глупо. Представьте себе, что я сделал бы, если бы был офицером короля. Дайте мне отряд конницы и позицию вон на том холме. Я разогнал бы всю армию, как ястреб разгоняет куликов. Налетел бы на них и пустил бы первым долгом в ход сабли, затем двинул бы вперед канониров и карабинеров, - и тогда прощай-прости повстанческие пушки. Вы какого мнения на этот счет, сэр Гервасий? Баронет, немного оживившись, ответил:
- Что же! Хорошее дело, полковник. Я убежден, что вы командовали Пандурами, как следует.
- Да, сэр Гервасий, эти плуты знали, что должны работать или быть повешенными. Выбора для них не было. Однако армия Монмауза вовсе не так многочисленна, как говорили. Я так рассчитываю, что у них не более тысячи кавалерии и пяти тысяч двухсот пехотинцев. Моя способность оценивать людей по глазомеру признана всеми. В городе войск полторы тысячи. Итого мы имеем почти восемь тысяч людей. Этого маловато для вторжения в королевство и завоевания короны.
- Но позвольте, - возразил я, - восемь тысяч дал только один запад, а сочтите, сколько людей дадут остальные графства. Мне кажется, что мы можем бодро глядеть в будущее.
- Монмауз пользуется на западе наибольшей популярностью, - ответил Саксон, поднимаясь на стременах, - он сам это знал и поэтому высадился на западе.
- А знамен-то, знамен у них сколько! - воскликнул Рувим. - Право, армия имеет такой вид, словно сушкой белья занимается.
- Это правильно. Солдат мало, а знамен много. Никогда не видывал ничего подобного, - ответил Саксон, - глядите-ка, одно знамя - голубого цвета, а другие все белые. Кажется, так? На солнце плохо разберешь.
Пока мы беседовали таким образом, передовые отряды, составлявшие авангард, приблизились к нам на четверть мили. Затем раздался резкий звук трубы, и войска остановились. Сигнал был повторен во всех частях и постепенно угас в отдалении. Войска стояли теперь на извилистой белой дороге, и снова мне пришло в голову сравнение с гигантской змеей.
- Право, это какой-то удав-великан, - заметил я, - он охватывает собою весь город.
- А я скорее сравнил бы эту армию с гремучей змеей, - ответил Рувим, указывая на пушки в арьергарде, - глядите-ка, главный шум-то змеи в хвосте.
- А вот, если я не ошибаюсь, и голова змеи к нам приближается, - произнес Саксдн, - займем-ка наши места у ворот. И действительно, от армии отделилась группа живописно одетых всадников и направилась прямо к городу. Во главе кавалькады мчался высокий, худощавый молодой человек. Он хорошо, как опытный кавалерист, управлял своим конем. Одет он был гораздо богаче окружающих его лиц. Когда молодой человек подскакал к воротам, раздался громкий рев приветствий. Крики, захватывая все большее и большее расстояние, охватили весь город. Жители Таунтона узнали о прибытии короля. |
