- Мы поставили на карту самих себя, - ответил я.
- Ах, черт возьми, а я и позабыл про это! - воскликнул сэр Гервасий, продолжая по своему обыкновению жевать зубочистку. - «Быть или не быть?» - как говорит Виль из Страфорда. Кинастон удивительно хорошо произносит эту фразу, но слушайте, колокольчик прозвенел, и занавес поднимается.
Пока мы устраивали свой лагерь, конная рота, - по-видимому, нам приходилось иметь дело только с этим отрядом, - пересекла боковую дорогу и выехала на большую. В роте было около девяноста всадников. Они были в треугольных шляпах, грудь покрыта сталью, рукава и перевязи - красного цвета. Перед нами были, очевидно, регулярные драгуны. Рота остановилась в четверти мили от нас. Вперед выехали три офицера и начали между собой совещаться. После краткого совещания один. из офицеров дал шпоры лошади и помчался к нам. За ним в нескольких шагах ехал трубач, размахивая белым платком и трубя по временам в рожок.
- Это посланный едет для переговоров! - воскликнул Саксон, стоявший на телеге и наблюдавший за драгунами. - Ну, братья, нет у нас ни литавр, ни меди звенящей, но зато у нас есть голоса, дарованные нам Богом. Покажем же красным мундирам, что мы умеем петь.
И Саксон запел:
И сердце верное твое
Пусть силы грешных не боится!
Блеснет архангела копье -
И дело гордых разорится.
А полтораста голосов могучим, дружным хором ответили:
Бог вам помощник! Боритесь смело!
Храбро сражайтесь за правое дело.
В эту минуту я понял, почему спартанцы считали лучшим генералом хромого певца Тиртея; крестьяне, и без того готовые к борьбе, еще более ободрились при звуках собственных голосов. Воинственные слова старого гимна разбудили в них окончательно воинственный дух. И этот пыл охватил их настолько сильно, что они не могли даже докончить гимна и пение перешло в громкий вызывающий клич. Люди махали оружием и рвались вперед, готовые разрушить устроенную ими же самими преграду и броситься навстречу неприятелю.
А тем временем к баррикаде подъехал молодой драгунский офицер, красивый молодой человек с лицом оливкого цвета. Он остановил свою красивую саврасую лошадь и повелительно поднял вверх руку, приглашая всех умолкнуть. Когда тишина водворилась, он крикнул:
- Кто вожак этого сборища?
- Обращайтесь ко мне, сэр, - ответил Саксон, стоя на телеге, - но помните, что ваш белый флаг защищает вас до поры, пока вы будете вести себя, как подобает. Враги должны быть вежливы. Говорите же, что хотите, и уезжайте.
Офицер насмешливо улыбнулся и ответил:
- Вежливость и почтение не воздаются бунтовщикам, которые подняли оружие против своего законного государя. Раз вы - командир этой сволочи, то я вас предупреждаю о следующем: вся эта компания должна разойтись во все стороны не позже пяти минут... - Он вынул изящные золотые часы из кармана и промолвил: - Если эти люди не разойдутся в течение этого времени, мы их атакуем и перерубим всех до единого.
- Господь защитит своих людей, - ответил Саксон при свирепом одобрении фанатиков. - Все ли ты сказал?
- Все, и этого тебе довольно, пресвитерианин и изменник!- крикнул Уорнет. - Слушайте вы все, безголовые глупцы... - И, поднявшись на стременах, он обратился к крестьянам и заговорил: - Что вы можете сделать с вашими карманными ножами? Ими можно только сыр резать, а не воевать. Вы изменники, но вы можете спасти свои шкуры. Выдайте ваших вожаков, бросьте на землю дрянь, которую считаете за оружие, и положитесь на милость короля.
- Вы злоупотребляете правами парламентера, - воскликнул Саксон, вынимая из-за пояса пистолет и взводя курок.- Попробуйте сказать еще одно слово с целью сбить этих людей с пути истины - и я буду стрелять.
Офицер, не обращая внимания на эти слова, опять закричал:
- Не думайте, что вы принесете пользу Монмаузу. Вся королевская армия идет на него и...
- Эй, берегись! - раздался суровый, злой голос нашего вождя.
- Через месяц, самое большое, Монмауз будет казнен на эшафоте! - опять крикнул офицер.
- Но ты-то этой казни не увидишь, за это я ручаюсь, - ответил Саксон и, быстро нагнувшись вперед, нацелился прямо в голову корнета и выстрелил. Трубач, услышав звук выстрела, повернул лошадь и помчался прочь. Саврасая лошадь помчалась тоже. Офицер продолжал держаться в седле.
- Эх, промахнулись вы, упустили мидианита, - воскликнул уповающий на Бога Вильяме.
- Не беспокойтесь, он мертв, - ответил Саксон, заряжая снова пистолет, а затем, оглянувшись на меня, он сказал: - Таков закон войны, Кларк, он нарушил этот закон и должен был уплатить штраф.
И действительно, молодой человек все ниже и ниже склонялся на своем седле и, наконец, на полдороге между нами и своим полком тяжело упал наземь. Сила падения была такова, что он перевернулся на земле два или три раза, а затем остался лежать безмолвный и неподвижный.
Увидя это, драгуны испустили бешеный крик. На это наши пуритане ответили громким вызывающим воплем.
- Ложись на землю, они готовятся стрелять! - скомандовал Саксон.
Саксон был прав. Раздался треск мушкетов, и пули засвистели над нашими головами и запрыгали по сухой, твердой земле. Защиту от пуль находили различным способом: некоторые из крестьян спрятались за пуховыми перинами, которые вытащили из телег, другие забрались в самые телеги, иные стали за телегами или спрятались под них. Были также люди, которые легли по обе стороны дороги в канавы, а иные ложились прямо на землю, некоторые же остались стоять: они стояли неподвижно, не отклоняясь от пуль и свидетельствуя о своей вере в хранящий их Промысл Божий. Между этими последними были Саксон и сэр Гервасий. Первый остался стоять, чтобы показать пример подчиненным, а сэр Гервасий не спрятался просто по лени и равнодушию. Рувим и я уселись рядом в канаву, и первое время, мои дорогие внучата, слыша свистящие над нами пули, мы вертели головами, стараясь от них уклониться. Если, дети мои, какой-нибудь солдат вам скажет, что привык к пулям сразу - не верьте ему. Но длилось это чувство только несколько минут. Мы утомились наконец и стали спокойны. С тех пор я уж никогда не боялся пуль. К ним, как ко всему на свете, привыкаешь. Вот король шведский и лорд Корта говорят, будто любят пули, но полюбить пули - трудно, а привыкнуть к ним легко. |
