Мейли крепко пожал журналисту руку.
- Не знаю, считаете ли вы уже себя спиритуалистом, - сказал он, - но вы именно тот человек, который нам нужен. Среди нас много малодушных, которые чуть ли не молятся на медиума, когда дела идут хорошо, и покидают его при первых же признаках беды. Слава Богу, среди нас есть и стойкие приверженцы, такие, как Брукс, Родвин, сэр Джеймс Смит. Человек сто-двести наберется.
- Вот как! - обрадовался адвокат. - В таком случае можно попытаться отделаться штрафом.
- А как насчет королевского адвоката?
- Он не станет выступать. Предоставьте защиту мне: полагаю, я это сделаю не хуже другого, а расходы снизятся.
- Мы согласны. И знайте, за нас многие.
- А мне ничего не остается, как поднять вокруг процесса шум, - заявил Мелоун. - Я верю в здравый смысл англичан. Среди них бывают и тугодумы, и просто недалекие люди, но основа у них крепкая. Если им открыть глаза, они не потерпят несправедливости.
- Что ж, попробуйте сделать слепых зрячими, - скептически отозвался адвокат. - Я, со своей стороны, тоже обещаю сделать все возможное. Поживем - увидим.
И вот наступило то роковое утро, когда Линден оказался на скамье подсудимых, лицом к лицу с аккуратно и даже несколько щеголевато одетым мужчиной средних лет, мощные челюсти которого заставляли тут же подумать о несчастных зверьках, угодивших в мышеловку. Это был полицейский судья Мелроуз. Его приговоры в отношении гадалок и прочих предсказателей отличались особой суровостью, хотя во время перерывов он с особым интересом просматривал их спортивные прогнозы: судья обожал скачки, и на ипподроме уже примелькался его желтовато-коричневый пиджак и щегольская шляпа. По тому, как угрюмо посмотрел он на лежащие перед ним бумаги, а затем на обвиняемого, было ясно: судья не в духе. Миссис Линден сидела в непосредственной близости от мужа, стараясь, улучив момент, погладить его по руке. Зал был переполнен: сюда пришли многие клиенты медиума, чтобы выразить ему сочувствие.
- Есть ли защитник у обвиняемого? - спросил мистер Мелроуз.
- Да, ваша честь, - ответил Саммервей Джонс. - Могу я до начала заседания сделать одно заявление?
- Если считаете нужным, мистер Джонс.
- Я убедительно прошу вас вынести одно постановление до рассмотрения дела. Мой клиент - не бродяга, а уважаемый член общества, имеющий свой дом и исправно платящий налоги и сборы. Его обвиняют по четвертому пункту Закона о бродяжничестве от 1824 года, который так и называется: Закон о наказании праздношатающихся лиц, нарушителей общественного покоя, мошенников и бродяг. Из текста видно, что закон направлен против расплодившихся тогда в великом множестве цыган и прочего сброда, не подчинявшихся общепринятым нормам поведения. Прошу Вашу честь принять постановление о том, что мой клиент не относится к категории лиц, подлежащих наказанию по этому пункту.
Судья покачал головой:
- Боюсь, мистер Джонс, что судебная практика значительно расширила толкование этого Закона. А теперь попрошу судебного поверенного, выступающего от лица комиссара полиции, представить суду доказательства преступления обвиняемого.
Плотный человек с бакенбардами неуклюже вскочил со своего места и хрипло выкрикнул:
- Приглашается Генриетта Дрессер!
Пожилая чиновница выросла на свидетельском месте мгновенно, как из-под земли - рвения к службе ей было не занимать. В руках она держала раскрытую записную книжку.
- Вы служите в полиции?
- Да, сэр.
- Как мне известно, вы следили за домом обвиняемого еще за сутки до вашего визита?
- Да, сэр.
- Сколько людей вошло в дом?
- Четырнадцать, сэр.
- Ага, четырнадцать. И с каждого обвиняемый берет, если не ошибаюсь, гинею?
- Да.
- Семь фунтов в день! Неплохо, если учесть, что многие честные труженики довольствуются пятью шиллингами.
- Но это были торговцы! - выкрикнул Линден.
- Прошу не перебивать! Вы и так натворили всего предостаточно, - строго оборвал судья.
- Итак, Генриетта Дрессер, - продолжал обвинитель, поправляя пенсне, - что же случилось с вами в доме обвиняемого?
Женщина зачитала свой отчет, который в целом правильно отражал события. Она одинока, но медиум поверил, что у нее есть муж. Он путался в именах и был явно в замешательстве. Медиуму назвали имя Педро, но он не догадался, что это кличка собаки. Наконец его спросили о будущем ее так называемой дочери, и он предсказал, что ее ждет несчастливое замужество.
- У вас есть вопросы, мистер Джонс? - спросил судья.
- Вы пришли в дом подсудимого как страждущий человек, ищущий утешения? И он пытался помочь вам?
- Можно сказать так.
- Вы выражали при этом глубокую скорбь?
- Пыталась.
- А вам не кажется, что вы лицемерили?
- Я исполняла свой долг.
- Не показалось ли вам, что обвиняемый излучал какую-то особую психическую энергию? - задал вопрос обвинитель.
- Нет, он производил впечатление вполне обычного человека.
Следующей пригласили Эми Беллинджер. Она тоже держала в руке записную книжку.
- Ваша честь, позвольте поинтересоваться, допустимо ли, что свидетельницы зачитывают свои показания? - спросил у судьи Джонс.
- А что тут такого? - возразил судья. - Нам ведь нужны факты.
- Нам-то нужны. А вот мистеру Джонсу, по-видимому, нет, - вмешался обвинитель.
- Это сделано с явной целью, чтобы свидетельства обеих женщин совпадали, - сказал Джонс. - Я утверждаю, что их показания тщательно подготовлены и выверены.
- Естественно. Ведь полиция сама занималась этим делом, - сказал судья. - Не вижу повода для вашего недовольства, мистер Джонс. Слушаем вас, свидетель.
Молодая женщина повторила слово в слово показания старшей коллеги.
- Вы задавали вопросы, касающиеся вашего жениха? Но ведь у вас его нет? - спросил Джонс.
- Нет.
- Значит, вы все время лгали?
- С благой целью.
- Вы считаете, что цель оправдывает любые средства?
- Я действовала согласно инструкции.
- Вы получили ее заранее?
- Нам дали соответствующие указания. | 
