Я перевернул и не мог сдержать возгласа удивления. Со следующей страницы альбома на меня глянуло нечто необычайное. Такое чудовище могло возникнуть только в видениях курильщика опиума или в бреду горячечного больного. Голова у него была птичья, тело как у непомерно раздувшейся ящерицы, волочащийся по земле хвост щетинился острыми иглами, а изогнутая спина была усажена высокими шипами, похожими на петушьи гребешки. Перед этим существом стоял маленький человечек, почти карлик.
- Ну-с, что вы на это скажете? - воскликнул профессор, с торжествующим видом потирая руки.
- Это что-то чудовищное, гротеск какой-то.
- А что заставило художника изобразить подобного зверя?
- Не иначе, как солидная порция джина.
- Лучшего объяснения вы не можете придумать?
- Хорошо, сэр, а как вы сами это объясняете?
- Очень просто: такое животное существует. Совершенно очевидно, что этот рисунок сделан с натуры.
Я не расхохотался только потому, что вовремя вспомнил, как мы колесом прокатились по всему коридору.
- Без сомнения, без сомнения, - сказал я с той угодливостью, на какую обычно не скупятся в разговоре со слабоумными. - Правда, меня несколько смущает эта крошечная человеческая фигурка. Если б здесь был нарисован индеец, можно было бы подумать, что в Америке существует какое-то племя пигмеев, но это европеец, на нем пробковый шлем.
Профессор фыркнул, словно разъяренный буйвол.
- Вы обогащаете меня опытом! - крикнул он. - Границы человеческой тупости гораздо шире, чем я думал! У вас умственный застой! Поразительно!
Эта вспышка была так нелепа, что она меня даже не рассердила. Да и стоило ли впустую тратить нервы? Если уж сердиться на этого человека, так каждую минуту, на каждое его слово. Я ограничился усталой улыбкой.
- Меня поразили размеры этого пигмея, - сказал я.
- Да вы посмотрите! - крикнул профессор, наклоняясь ко мне и тыча волосатым, толстым, как сосиска, пальцем в альбом. - Видите вот растение позади животного? Вы, вероятно, приняли его за одуванчик или брюссельскую капусту, ведь так? Нет, сударь, это южноамериканская пальма, именуемая «слоновой костью», а она достигает пятидесяти-шестидесяти футов в вышину. Неужели вы не соображаете, что человеческая фигура нарисована здесь не зря? Художник не смог бы остаться в живых, встретившись лицом к лицу с таким зверем, уж тут не до рисования. Он изобразил самого себя только для того, чтобы дать понятие о масштабах. Ростом он был... ну, скажем, пяти футов с небольшим. Дерево, как и следует ожидать, в десять раз выше.
- Господи боже! - воскликнул я. - Значит, вы думаете, что это существо было... Да ведь если подыскивать ему конуру, тогда и вокзал Чаринг-Кросс окажется маловат!
- Это, конечно, преувеличение, но экземпляр действительно крупный, - горделиво сказал профессор.
- Но нельзя же, - воскликнул я, - нельзя же отметать в сторону весь опыт человеческой расы на основании одного рисунка! - Я перелистал оставшиеся страницы и убедился, что в альбоме больше ничего нет. - Один-единственный рисунок какого-то бродяги-художника, который мог сделать его, накурившись гашиша, или в горячечном бреду, или просто в угоду своему больному воображению. Вы, как человек науки, не можете отстаивать такую точку зрения.
Вместо ответа профессор снял какую-то книгу с полки.
- Вот блестящая монография моего талантливого друга Рэя Ланкестера, - сказал он. - Здесь есть одна иллюстрация, которая покажется вам небезынтересной. Ага, вот она. Подпись внизу: «Предполагаемый внешний вид динозавра-стегозавра юрского периода. Задние конечности высотой в два человеческих роста». Ну, что вы теперь скажете?
Он протянул мне открытую книгу. Я взглянул на иллюстрацию и вздрогнул. Между наброском неизвестного художника и этим представителем давно умершего мира, воссозданным воображением ученого, было, несомненно, большое сходство.
- В самом деле поразительно! - сказал я.
- И все-таки вы продолжаете упорствовать?
- Но, может быть, это - простое совпадение или же ваш американец видел когда-нибудь такую картинку и в бреду вспомнил ее.
- Прекрасно, - терпеливо сказал профессор, - пусть будет так. Теперь не откажите в любезности взглянуть на это.
Он протянул мне кость, найденную, по его словам, среди вещей умершего. Она была дюймов шести в длину, толще моего большого пальца, и на конце ее сохранились остатки совершенно высохшего хряща.
- Какому из известных нам животных может принадлежать такая кость? - спросил профессор.
Я тщательно осмотрел ее, призывая на помощь все знания, какие еще не выветрились у меня из головы.
- Это может быть ключица очень рослого человека, - сказал я.
Мой собеседник презрительно замахал руками:
- Ключица человека имеет изогнутую форму, а эта кость совершенно прямая. На ее поверхности есть ложбинка, свидетельствующая о том, что здесь проходило крупное сухожилие. На ключице ничего подобного нет.
- Тогда затрудняюсь вам ответить.
- Не бойтесь выставлять напоказ свое невежество. Я думаю, что среди зоологов Южного Кенсингтона не найдется ни одного, кто смог бы определить эту кость. - Он взял коробочку из-под пилюль и вынул оттуда маленькую косточку величиной с фасоль. - Насколько я могу судить, вот эта косточка соответствует в строении человеческого скелета той, которую вы держите в руке. Теперь вы имеете некоторое представление о размерах животного? Не забудьте и про остатки хряща- они свидетельствуют о том, что это был свежий экземпляр, а не ископаемый. Ну, что вы теперь скажете?
- Может быть, у слона...
Его так и передернуло, словно от боли.
- Довольно! Довольно! Слоны - в Южной Америке! Не смейте и заикаться об этом! Даже в нашей современной начальной школе...
- Ну, хорошо, - перебил я его. - Не слон, так какое-нибудь другое южноамериканское животное, например, тапир.
- Уж поверьте мне, молодой человек, что элементарными познаниями в этой отрасли науки я обладаю. Нельзя даже допустить мысль, что такая кость принадлежит тапиру или какому-нибудь другому животному, известному зоологам. Это кость очень сильного зверя, который существует где-то на земном шаре, но до сих пор неведом науке. Вы все еще сомневаетесь?
- Во всяком случае, меня это очень заинтересовало.
- Значит, вы еще не безнадежны. Я чувствую, что у вас что-то брезжит в мозгу, так давайте же терпеливо раздувать эту искорку. Оставим теперь покойного американца и перейдем снова к моему рассказу. Вы, конечно, догадываетесь, что я не мог расстаться с Амазонкой, не доискавшись, в чем тут дело. Кое-какие сведения о том, откуда пришел этот художник, у меня были. Впрочем, я мог бы руководствоваться одними легендами индейцев, ибо мотив неизведанной страны проскальзывает во всех преданиях приречных племен. Вы, конечно, слыхали о Курупури?
- Нет, не слыхал. |