- Hola! Гэффер Хиггинсон! - крикнул Эйлвард, завидев дородную фигуру деревенского трактирщика. - Видно, придется другим угощаться твоим хваленым светлым пивом, mon gar? Прости-прощай.
- Клянусь апостолом Павлом, не придется! - отозвался трактирщик. - Вы все высосали. Хоть бы каплю оставили в бочонке - да черта с два! Давно пора вам убираться отсюда.
- Коли твоя бочка пуста, значит, кошелек у тебя набит! - рявкнул Хордл Джон.
- Смотри, дед, сбереги для нас самое лучшее, когда мы вернемся.
- А ты, лучник, сбереги-ка свою глотку, чтоб было куда лить! - крикнул чей-то голос из толпы, и все захохотали над этой грубоватой остротой.
- Обещаешь пиво, обещаю и глотку, - спокойно отозвался Джон.
- Сомкнуть ряды, - приказал Эйлвард. - En avant, mes enfants! Ax, клянусь моими десятью пальцами, вон она, моя милочка Мэри с монастырской мельницы. Ma foi, да она же красавица! Adieu, Мэри, ma cheri. Мое сердце навеки принадлежит тебе. Затяни-ка пояс, Уоткинс, и расправь плечи, как подобает воину Белого отряда. Клянусь эфесом! Ваши куртки станут не чище моей, пока вы снова увидите Хенджистбери-Хед.
Отряд уже успел дойти до поворота дороги, а сэр Найджел Лоринг только еще выехал из своего замка; под ним был Поммерс, его рослый боевой конь, и когда по деревянному подъемному мосту загремели его мощные копыта, их грохот отдался громким эхом в сумрачном пролете. Сэр Найджел был по-прежнему в своей бархатной одежде мирного времени, в плоском бархатном берете с кудрявым страусовым пером, прикрепленным золотой пряжкой. Трем ехавшим позади него руженосцам казалось, что на голове у рыцаря не только перо птицы, но и ее яйцо, ибо сзади его лысина блестела, как шар из слоновой кости. При нем не было оружия, только длинный и тяжелый меч, висевший на луке седла, но Терлейк вез перед ним высокий шлем, увенчанный изображением дракона, Форд держал тяжелое тисовое копье с раздвоенным знаменем, тогда как Аллейну был доверен расписной щит. Леди Лоринг ехала на дамской верховой лошади по левую руку от своего супруга; она намеревалась проводить его до лесной опушки и время от времени повертывалась к нему своим резко очерченным лицом, задумчиво окидывая взглядом его снаряжение и доспехи.
- Я надеюсь, что ничего не забыто, - заметила она наконец и приказала Аллейну ехать рядом с ней по другую сторону. - Доверяю его вам, Эдриксон. Штаны, рубашки, куртки и нижнее белье - в коричневой корзине на левом боку у мулла. В холодные ночи он пьет вино подогретым - мальвазию или вернэдж, а пряностей нужно класть, сколько поместится на ногте большого пальца. Следите за ним, чтобы он менял белье, когда вернется разгоряченный после стычки. В баночке есть гусиный жир, на случай, если при перемене погоды у него начнут ныть старые раны. И пусть одеяла у него будут сухие, и...
- Оставь, жизнь моя, - прервал ее малорослый рыцарь. - Не тревожься сейчас насчет всего этого. Почему ты так бледен и печален, Эдриксон? Разве не должно взыграть сердце истинного мужа при виде достойного отряда столь отважных копейщиков и веселых лучников? Клянусь апостолом Павлом, было бы очень плохо, если бы меня не радовало, что впереди моих храбрых соратников реют пять алых роз.
- Кошелек я уже отдала вам, Эдриксон, - продолжала леди Лоринг. - В нем двадцать три марки, один нобиль, три шиллинга и четыре пенса, это большие деньги, и они доверены одному человеку. И прошу вас помнить, Эдриксон, что у него две пары башмаков - одна из красной кожи, на каждый день, а другая - с золотыми цепочками на носках, эти пусть надевает, если ему придется пить вино с Принцем или с Чандосом.
- Дорогая птичка, - сказал сэр Лоринг, - мне очень жаль расставаться с вами, но вот мы уже достигли опушки, и не годится мне увозить хозяйку замка слишком далеко от ее владений.
- Послушайте, дорогой супруг, - воскликнула она, и губы ее задрожали, - разрешите мне проехать с вами еще один ферлон<1> или немного больше. Ведь вам и так предстоят долгие мили в печальном одиночестве.
- Ну, пусть будет по-вашему, радость моего сердца, - ответил он. - Но вы должны мне что-нибудь дать в залог. С тех пор, как я узнал вас, дорогая, у меня вошло в обычай: где бы я ни оказался - в лагере, в городах или в крепостях, - всюду герольд должен возвестить, что так как дама моего сердца - самая красивая и прелестная из всех дам христианского мира, то я сочту для себя великой честью и любезным одолжением, если мне будет дана возможность троекратно сразиться на острых копьях с любым рыцарем, утверждающим, что и его дама обладает теми же достоинствами. Поэтому, молю вас, моя прекрасная голубка, пожертвовать мне одну из ваших замшевых перчаток, чтобы я мог носить ее как символ той, чьим слугой я буду вечно.
- Увы, увы, зачем называть меня красивейшей и прелестнейшей! - воскликнула она. - Как бы я хотела быть ради вас, дорогой супруг, и красивой и прелестной, но на самом деле я стара и безобразна, и рыцари будут смеяться, если вы поднимете копье, прославляя меня.
- Эдриксон, - обратился сэр Найджел к своему оруженосцу, - у тебя глаза молодые, а мои слегка затуманены возрастом. Если тебе доведется увидеть, что какой-либо рыцарь засмеялся, или даже только усмехнулся, или хотя бы изумленно поднял брови, скривил губы или иным каким-нибудь образом выказал свое удивление, что я защищаю эту леди Мэри, ты запомнишь его имя, его герб, узнаешь, где он живет. Итак, вашу перчатку, греза моей жизни!
Леди Мэри Лоринг стянула с руки желтую замшевую перчатку, он принял ее с почтительным поклоном и прикрепил спереди к своему бархатному берету.
- Она будет возле другого моего ангела-хранителя, пояснил он, указывая на изображение святого, приколотое рядом. - А теперь, моя самая дорогая, вы отъехали достаточно далеко. Пусть святая Дева охранит вас и поможет вам! Один поцелуй!
Он наклонился к ней, затем пришпорил коня и галопом поскакал вслед за своим отрядом, сопровождаемый тремя оруженосцами. Проехав полмили, когда дорога уже поднялась на вершину холма, всадники обернулись, - леди Мэри на своей белой лошади все еще была там, где они ее оставили. Через мгновение они уже спускались по другую сторону холма, и она исчезла из их глаз.
<1> Ферлон - одна восьмая часть мили.
|
